Футурология кризиса: разговор о России. Год 2010

Автор: Шушкевич Юрий Анатольевич
Темы: политика, экономика

 

 

 

 

Компилированные диалоги

 

 

 

Автор выражает признательность и благодарность друзьям и коллегам – А.В.Соловьеву, В.В.Банкетову и М.Б.Гутману за их время и усилия, отданные обсуждению затронутых в работе проблем.

 

 

 

 

Футурология кризиса: разговор о России. Год 2010.
БЕСЕДА ПЕРВАЯ:  Как сбываются прогнозы 2009 года · Почему спокойное будущее не радует · Элиты России: миссии невыполнимы · Предчувствие евразийской войны · Россия, умевшая мечтать · Ковчег для «золотого миллиарда» · Наркотики как способ позитивной селекции · Тупики национального предпринимательства · Косыгинские реформы были завершены Гайдаром и Черномырдиным · Честные чиновники против прогресса · Китайская экспансия в РФ и кто сможет удержать ее в узде · Чеченцы в роли «нового казачества» ·  Спасут ли пастыри от революции
БЕСЕДА ВТОРАЯ: Особенности национального цинизма · Церковь без молитвы о будущем · Невостребованная интуиция ·  Куда ушла «русская душа» · Когда работа – не счастье · Четыре человеческих типа ·  Невозможность «русского фашизма» · Плакальщики сказочной России · У будущего нет защитников · Государство-фуллерен · Катастрофа 2050 года · Почему России закрыт путь на «новый Запад» · Триумф неоислама
БЕСЕДА ТРЕТЬЯ: История и ноосфера: благословение или укрощение человеческой воли · Будет ли Природа помогать Антихристу · Трудный выбор Мирового разума · Крестьяне Горького против «сталинских школьников» · Новый взгляд на «мировое правительство» · Иерусалимский Храм и Великий Израиль · Последняя лампада · Сакральная важность слов
БЕСЕДА ЧЕТВЕРТАЯ: Почему XX век завершился триумфом США · Советский атомный проект как прообраз новой цивилизационной модели · Доллар-терминатор · Homo Eugenicus · Каким историческим временем располагает Россия · Альтернатива «новому Западу» · Роль биоэкономики ·  Разделенность русского народа · С кем идти? · «Резервная Россия» · Опыт существования «параллельных Россий» · Пределы насилия · Как не повторить ошибок · Новая Россия и третий мир · «Внутренняя колонизация» или Расселение · Городская среда распределенного типа · Кооперативная экономика · Андропов о коммунизме · Уничтожить посад · Новая столица · Blood, sweat and toil

 

 

 

 

 

 

БЕСЕДА ПЕРВАЯ

 

Как сбываются прогнозы 2009 года · Почему спокойное будущее не радует · Элиты России: миссии невыполнимы · Предчувствие евразийской войны · Россия, умевшая мечтать · Ковчег для «золотого миллиарда» · Наркотики как способ позитивной селекции · Тупики национального предпринимательства · Косыгинские реформы были завершены Гайдаром и Черномырдиным · Честные чиновники против прогресса · Китайская экспансия в РФ и кто сможет удержать ее в узде · Чеченцы в роли «нового казачества» · Спасут ли пастыри от революции

 

Полтора года назад ты выступил с оригинальной концепцией будущего мироустройства – футурологическим прогнозом через призму финансового кризиса. Мне были интересно прочитать это эссе. Многие высказанные тобой суждения, несмотря на фантастичность, были достаточно логично обоснованы – социализм в западных странах, исламиазция Запада… Кажется, много шума наделал твой прогноз о предстоящей германо-польской войне за Силезию.

Я прекрасно помню, каким заканчивался 2008 год и каким было начало 2009 года, когда ты это писал. Сегодня многие предчувствия, актуальные во время острой фазы мирового финансового кризиса, отошли на задний план. Теперь, в более спокойной обстановке, ты готов повторить прежние выводы?

Готов безусловно. Тем более, что я не сделал никаких открытий, не раскрыл глаза на то, что до этого никто не видел. Просто обобщил, экстраполировал, расставил акценты.

Я говорил об устойчивости доллара – и он по-прежнему устойчив, несмотря на невиданную “закачку ликвидности” в американскую финансовую систему или, по-простому, печатание денег.  Я говорил о начинающемся процессе свертывания экономических свобод – и действительно, масса ограничений и новых регламентов за минувшие полтора года были введены в Штатах и в ЕС, подобные меры активно обсуждались в рамках G8 и G20. Я говорил о неизбежной в скором времени исламизации Запада, причем исламизации не насильственной, а добровольной – и мы имеем массу фактов, свидетельствующих о налаживании западными элитами уже не просто политического, а мировоззренческого и, возможно, духового диалога с исламскими кругами. Растет число священнослужителей на Западе, добровольно переходящих в ислам, одна пасторша в США, если мне не изменяет память, одновременно служит в обеих конфессиях. Как ей такое удается – не представляю, но газеты утверждают, что  как-то получается. Во всяком случае, интерес и намерение сотрудничества с исламом со стороны интеллектуальных сил Запада сегодня велики, как никогда.

Меня многие попрекали прогнозом германо-польской войны – будто бы это самое важное, что я хотел сообщить, и оно же – самое фантастическое. А я хотел лишь сказать, что мир вступает в очень длительный период нестабильности, когда насилие может внезапно возникать там, где его совершенно не ждут и не возникнуть там, где все для него готово. Тот мир, который я условно называю “новым Западом”, будет формироваться под безоговорочным лидерством США, и среди других стран по этому поводу могут возникать и сильные трения, и конкуренция за свой статус. Поэтому искра между Германией и Польшей, а Польша, не будем забывать, претендует сегодня на статус третьей по мощи и влиянию континентальной державы в ЕС, а также претендует на лидерство в католическом мире, так вот, эта искра при становлении нового миропорядка более чем вероятна…

Так что из сказанного мной в марте 2009 года пока отказываться не от чего. Мир вступает в очень непростой период, и наши внуки, даже наши дети будут видеть его совершенно отличным от нынешнего, столь привычного для нас.

Ты обещал выступить с продолжением прогноза применительно к России. Не удалось это сделать?

Не совсем. Если честно – решил воздержаться, ибо уже среднесрочная перспектива становится весьма и весьма неприветливой. Однако просто заявить об этом, просто сказать, что страну, по многим причинам, ждут унижение и распад – это слишком просто и, к тому же, подло. Пнуть Россию сегодня можно легко и безнаказанно. Написать очередной монолог на тему “как нам ее обустроить” – тоже несложно, запас идей у нас – как запас ракет, на любой вкус найдется.

Мне же было интересно проследить,  как по мере реализации футуристических прогнозов на Западе будет меняться пространство возможностей для России. А для этого нужен диалог, в котором мы могли бы нащупать относительно твердую почву, а я бы избежал риска говорить менторским тоном. Спасибо тебе и еще двум моим коллегам, которые поддержали идею подобный диалог организовать. Начиная с весны в электронной переписке, в телефонных и очных разговорах формулировались вопросы, на которые я старался ответить. Теперь, когда в общении между нами по вопросам футурологии все точки над «i» расставлены, можно осуществить компиляцию произнесенного. 

Будем реалистами, мы следуем и еще долгое время будем следовать в фарватере идей и перемен, задаваемых Западом. Можно беситься и кричать, что это не так, что мы умнее и круче всех – но давайте будем оставаться в рамках реальности. В которых, кстати, нас поджидает еще один трудный для признания вывод о наличии внутри западной цивилизации волевого и властного центра – мировой ли закулисы, мирового  ли правительства, которым, признаюсь, мои оппоненты тоже успели меня попенять.

Если Россия в меняющемся мире сможет обрести собственное пространство действий, собственную систему мотиваций – это будет чудом. А о чуде нельзя просто и сухо писать. Зато о нем можно говорить – не обязательно с амвона, можно просто  говорить с людьми, которым это небезынтересно. Что мы задумали о осуществили.

Согласен, и готов этот итоговый разговор начать.  Максимально кратко – твое видение будущего России на ближайшие десятилетия?

На ближайшие десятилетия – относительно спокойным. С нами не будут по-крупному воевать, ибо завоевать нас полностью невозможно, на нас также не будут чрезмерно давить, поскольку у нас много разных соседей, и любое существенное наше ослабление способно дать кому-то из них нежелательную фору.

Однако в части самоощущения людей, точнее, той их небольшой части, которая в России все еще продолжает мыслить и верить, предстоящие десятилетия будут страшным и тяжелым временем. Нам придется ощущать и пропускать через себя нарастание очень существенных угроз. Угроз, которым, не приведи Господь, будет по силам сокрушить нашу страну как мировой феномен, как геополитическую реальность, положить конец историческому пути России.

 

Если внешняя обстановка тебе видится спокойной, то откуда подобные угрозы могут исходить?

Изнутри.  От неспособности абсолютно всех социальных сил в нашей стране реализовать свои долгосрочные интересы. От поистине чудовищного состояния, когда, имея все для жизни, для развития, мы не можем ни достойно жить, ни развиваться. Пожираем не столько нефть и стабилизационный фонд, сколько пожираем бесценное время.

Лучше, значительно лучше, когда наоборот, когда “время пожирает все”, как говорил Георгий Свиридов. Если эту работу делает время, то люди вынуждены меняться, и у них появляться шанс уцелеть в этой круговерти. Но когда время пожираемо людьми – это безысходность, тупик.

Взгляните – у каждой социальной группы, у каждой страты общества есть, казалось бы, цель, есть группа задач, решение которых должно обеспечивать ее долгосрочные интересы. Но чудовищная правда в том, что выполнить эти задачи невозможно!

Возьмем высшее чиновничество и крупнейший бизнес  – самый, что ни на есть, привилегированный и деятельный класс современной России. На этом эшелоне любой чиновник – обязательно бизнесмен, а бизнесмен в любой момент может пересесть в кресло столоначальника. Эти люди сейчас реально и практически безраздельно контролируют основные ресурсы страны. Среди них почти нет ни профессионалов, ни искушенных в конкурентной борьбе предпринимателей: их искусство – это распределение, согласование интересов и точное, филигранное умение разместиться и проявить себя в иерархической среде. Они – непревзойденные мастера выживания в среде статичной, при этом любое развитие, любая динамическая неопределенность их страшат и лишают сна. С другой стороны, и без движения нельзя, так что каждая их группа, каждый клан, пытаются что-то делать, куда-то идти. Однако из этих попыток ничего не выходит, путем перераспределения и грамотно произносимых слов – а политтехнологии есть ни что иное, как грамотное произнесение слов – новой реальности не создашь!

Вот уже десять лет, как финансовое положение России стабильно, а ведь кроме нескольких фешенебельных кварталов на этой земле не сделано ничего: ни новых заводов, ни институтов, ни городов, ни дорог… Триллион долларов, который за минувшее десятилетие стал чистой прибавкой к нашему спартанскому бюджету выживания конца девяностых, был попросту проеден! Но это только полбеды. Если бы он даже был направлен во все  эти новые стройки, он все равно был бы потерян, а вместо новых заводов и городов зияли бы котлованы и свайные поля! Вот что страшно – фатальная невозможность правящего класса создавать, оправдывая тем самым свой привилегированный статус.

Это связано с какими-то системными причинами? С коррупцией, например?

Нет, совсем не с коррупцией. В царской России воровали не меньше, но колоссальную железнодорожную сеть за счет госинвестиций и госгарантий построили быстро и на века! Да и слово “коррупция” – не в русском языке оно зародилось. Воровать, конечно, нехорошо, но, по большому счету, процесс воровства процессу созидания не мешает.

Дело в другом. Строить города и заводы можно лишь в том случае, если четко понимаешь – для чего, и если внутри кошки скребут от мысли, что если это не сделаешь – то опоздаешь, не успеешь, будешь уничтожен врагом… Или пожирающим временем.

Русские цари строили железные дороги, имея в голове более чем ясное предчувствие неизбежности большой европейской войны, наиболее вероятным исходом которой стал бы поход на Россию Европы, объединенной  волею победителя, – это предчувствие было реальностью, оно витало в воздухе с середины XIX века. Оно же заставляло и Сталина форсировать насильственную модернизацию. В модернизационных мотивациях европейских держав в XIX-ХХ веках, помимо чисто мобилизационного аспекта, значительно сильнее проявлялись мотивации обеспечения конкурентоспособности. У американской элиты последние преобладали и преобладают сейчас. Но какими бы они ни были – все эти мотивации очень сильные, прежде экономики они мобилизуют элиту общества, не дают спокойно спать, жить, растить детей, строить замки…

Модернизация всегда первоначально происходит в мозгах. В последние десятилетия цинской империи, все на том же рубеже XIX и XX веков,  Китай, оставаясь богатым и мощным государством, имел все необходимое для запуска собственной модернизации, не хватало лишь малого – соответствующего поворота в головах его тогдашней элиты. Аналогичным путем проследовала и Оттоманская империя, и Австро-Венгерская – путем в историческое небытие….

Тогда чего же не хватает российской элите?

Не хватает позитивных идей, с реализацией которых было бы связано и выживание, и реализация сверхзадач. Нужны сверхзадачи, сверхзадачи – религиозные ли, военные, политические… У царской власти, помимо военной обеспокоенности, имелась религиозная сверхзадача покровительствовать славянскому, православному миру, задача утвердится на Босфоре. У Ленина, Троцкого и у Сталина – добиться победы социализма во всемирно-историческом масштабе. Дрейф Сталина к национально-государственным ценностям начался, по-видимому, лишь с 1943 года, когда он на короткое время стал равноправным участником мирового правительства и занялся вместе с Великобританией и США переустройством мира… Кстати, в мотивациях советской элиты такой поворот сыграл позитивную роль, ее энергия оказалась сконцентрированной на вопросах технологического прорыва, технологического  превосходства над вчерашними союзниками, и поэтому двадцать лет, прошедшие после окончания войны, стали годами невиданных перемен, невиданного технологического триумфа. Подобного в России не происходило никогда!

И при этом заметьте – та “поздне- и пост-сталинская” модернизация, давшая нам атомную промышленность, космос, превосходное самолетостроение, конкурентоспособную до конца 1960-х электронику, а вкупе со всем этим и большую часть действующих ныне в стране шоссейных дорог, электростанций, предприятий химии и машиностроения – та модернизация была практически ненасильственной. ГУЛАГ доживал последние годы, выдыхался, режим в “шарашках” немногим в худшую сторону отличался от режима в Царскосельском лицее в годы учебы там Пушкина…Ведь в Лицее были и подъем в шесть утра, и карцер, и телесные наказания. Так что, к слову, опыт ненасильственной модернизации у России есть.

Вернемся же к сверхзадаче. В прежние эпохи она была. Сегодня – нет. Да и зачем она нужна, если есть все для красивой жизни – деньги про запас, приносящие постоянный доход активы, социальный статус, оберегаемой правоохранительной системой и дипломатическим паспортом во время поездок за рубеж?

Вот у министров обороны СССР маршалов Гречко и  Устинова тоже было все для безбедной жизни – разве что за исключением номерных счетов в Швейцарии. Но, тем не менее, их постоянно, как проклятье, как фобия из глубин архетипа преследовал страх, что может повториться 41 год – с разгромом армии, потерей промышленности… И они гнали, гнали военную промышленность, науку, всю экономику на достижение состояния, при котором бы повторение 41-го года в принципе было бы невозможным.

Но вряд ли подобные страхи сегодня могут быть уместны…

А почему бы нет? 41-й год более чем может повториться на Дальнем Востоке, а также с направления Центральной Азии.  И в эпицентре удара окажется как раз “наше все” – сибирские нефтегазовые поля. Но аналогичная катастрофа может произойти и без войны. Спокойная и сытая жизнь в одночасье прекратится, как только лидеры современного западного мира окончательно возьмут курс на формирование более компактного, более технологичного, более управляемого общества. То есть на переход к постиндустриальной модели социализма, о которой я писал прошлой весной. Сжатие мировой финансовой системы, рационирование потребления, залповый переход на энергопотребляющие технологии, на добычу газа из канадских сланцев, на выработку фотолизом топливного водорода от лучей солнца, на запуск всей той гигантской мощности заводов биодизеля и биоэтанола, которые последние годы почему-то столь упорно строились там и над которыми мы смеемся: “Америкосам, мол, занять себя больше нечем!”. Но это, простите, нам нечем заполнить пустоту в своих головах, а элита тех самых “америкосов” очень хорошо и ясно видит свои задачи в мире, легкомысленно считающим, что приближается к какой-то эре милосердия, к нирване… Не к нирванне приближается мир, а к голоду, войнам и к тектонического масштаба потрясениям.

Планета, быть может, прокормит не только 6, но и 10, 15 миллиардов, однако такой неуправляемый и грязный муравейник не нужен сегодняшним хозяевам мира. Рационирование и энергосбережение с переходом на новые источники энергии – вот тот домкрат, которым будет взломана сегодняшняя мировая модель. Арабы, Россия, Уго Чавес со своими углеводородами окажутся никому не нужными, та же участь постигнет Китай с его ширпотребом. А если к тому моменту начнут иссякать ледники в Гималаях, и Китай, Индия и Пакистан окажутся без воды – ждите более чем серьезных войн. Войн, в которых сгинут сотни миллионов жителей Евразии, а миллиарды не смогут себе воспроизвести.

К сожалению, ядерная война между Индией и Пакистаном сегодня отнюдь не фантастика. Ядерные взрывы вблизи наших границ – вещь малоприятная. Ты допускаешь какие-то варианты участия России в этих процессах, если, не дай Бог, их не удастся избежать?

Роковая искра может проскользнуть не только между Индией и Пакистаном, но и между Индией и Китаем. Все может начаться и с Ирана, по линии эскалации конфликта между суннитами и шиитами на востоке Саудовской Аравии и в Пакистане… Сухой хворост даже не нужно поджигать извне, он рано или поздно вспыхнет сам, после того, как в результате обрушения нефтяных цен  и привычных рынков людям станет нечего есть, а у обедневших элит все начнет сыпаться из рук. Тогда, кстати, сможет вполне законно, под благородными предлогами начаться и передел границ в Европе.

Не дай Бог России с ее нынешним правящим слоем ввязаться в эту заварушку. Однако нам так или иначе придется принимать чью-то сторону,  помогать с транзитом, оказывать военно-техническую помощь…Придется, как минимум, и  демонстрировать силу, к чему наши вооруженные силы совершенно сегодня не готовы. Нашим вождям придется вести переговоры с зарубежными лидерами об участи в новом мироустройстве. А коль скоро евразийский пирог начнет вновь делиться – возникнет вопрос о нашем праве на участие в этом дележе. Обычно такое право приобретается собственным участием в схватке, покупается солдатской кровью… Здесь недостаточно просто пожать руку зарубежному премьеру и подписать приказ о мобилизации, здесь нужны и расчет, и воля, и вера… Вступая на этот путь многие ошибались и теряли – Александр I, Николай I, Николай II… Наоборот, у Екатерины, у Александра II, у Сталина участие в переделе мира удавалось, из их войн страна выходила с территориальными и политическими приобретениями.

Готовы ли наши нынешние элиты хоть отдаленно представить себе, что может произойти с миром в ближайшие 10-15 лет, к чему надо готовить себя, свой народ, свое государство, чему противостоять, за что бороться? Нет, нет, и еще раз – нет!

Поэтому, если, не дай Господи, разразиться гроза, – нас, скорее всего,  не завоют, не уничтожат. Мы сами – неподготовленные, не видящие перед собой никаких ясных целей, кроме безудержного потребления и сибаритства, не выдержим, распадемся. Станем субстратом, полем битвы для тех, кто будет знать, за что сражается.

Под подобным сценарием, допускаю, с удовольствием подписались бы и американские неоконсерваторы, и демократ Бжезинский.  Но тогда почему бы Америке не сокрушить нас в ходе одиночного поединка, не поджигая для это пол-Евразии? Неужели мы столь еще сильны?

У Америки нет по отношению к России какой-то непримиримой фобии, подобно той, что была у Гитлера. Мы им во многом симпатичны, они совершенно не желают нас физически похоронить. Но слабая, зависимая, несамостоятельная Россия для мирового гегемона – лучше, чем Россия сильная и самодостаточная. Такое же отношение у них и к Китаю, такое  же в свое время проявлялось и по отношению к Британской Империи – пока та сама добровольно не ушла на второй план. У Бжезинского как у поляка могут иметься специфические личные фобии к России, но ради них Пентагон никогда не будет поднимать на нас ядерные ракеты. Дело в другом.

Переход к высокоорганизованному технократическому обществу, где в обмен на жесткую стратификацию социума и рационирование потребления его члены смогут жить по 120-150 лет – а именно на это нацелились элиты Запада – просто сделает ненужным старую, сырьевую и ремесленную части мира. Чем эти части  могут быть нужны “золотому миллиарду”? Про углеводороды мы говорили, их век представляется недолгим. Рудные ископаемые, фосфаты, калиевый глауконит для удобрений – все это в изобилии ждет своего часа на свободном океанском дне вне национальных экономических зон, и все эти богатства достанутся тем, кто будет обладать соответствующими технологиями. Дешевый ширпотреб? Все то же самое, только гораздо качественнее и лучше, смогут делать машины в безлюдных цехах. В один прекрасный день Япония, которая в части роботостроения и автоматизации производственных процессов сегодня не имеет себе равных, без единого выстрела прикончит Китай, лишь перенаправив сырьевые потоки в свои порты. Грандиозный сорокалетний эксперимент по созданию в Китае “фабрики мира” подходит к концу, он был успешен, поскольку обеспечил плавный демонтаж неуправляемого маоистского режима и позволил западным экономикам и Японии сконцентрироваться на высоких технологиях, не отвлекаясь на производство базовых благ. Однако теперь эта “фабрика мира” оказывается ненужной и опасной, она потребляет слишком много ресурсов на внутренние нужды, то есть на внутреннее развитие китайской экономики, к тому же неимоверно чадит… Китайские товары будут вытеснены с рынка продукцией автоматических фабрик с использование принципиально новых, защищенных высокими технологиями, материалов, а китайские производители вымрут, как когда-то вымерли индийские ткачи… Скажи – это будет войной Запада против Китая, или результатом конкуренции?

Точно также они будут вести себя и по отношению к нам. У нас просто перестанут покупать то, что кормит нас последние полвека – нефть, газ, удобрения, металлы… А за неимением ничего другого, что можно было бы предложить качественно меняющемуся Западу, мы сами загоним себя в круг аутсайдеров, в круг отверженных, изгоев нового мирового порядка. А поскольку в этом-то  кругу и углеводороды, и пахотные земли, и источники воды будут по-прежнему в цене, то внутри  него нам придется защищаться от совершенно новых вызовов. Вместо несостоявшейся войны с Америкой, носившей бы характер войны за политическое доминирование, войны идеологий, смыслов –   нам придется, как испокон веков,  воевать за земли и за ресурсы. И нашими вероятными противниками на евразийском театре военных действий могут с равной вероятностью стать и беднеющий Китай, и способное возникнуть в южном подбрюшье суннитское исламистское государство. Так, вполне реален удар с юга по слабеющей России в направлении центральной Сибири с целью выхода к Иртышу и переброски его стока  через Тургайскую долину на юг. Миллионам мусульманам Центральной Азии, умирающим от обезвоживания и перенаселения, на доводы экологов об опасности «переброски северных рек» будет наплевать, равно как будет наплевать и на нас с вами. Правда, скорее всего, в силу законов природы вода до них все равно не дойдет, зато какую кашу можно заварит под подобную идею! Не исключено нам обрести противников и в лице шиитского Иран, и даже в лице стран Восточной Европы, объединенных Великобританией в очередную антироссийскую коалицию.

Хотя – хочу еще раз повторить – новая война, скорее всего, вспыхнет не на наших границах. Мы можем оказаться втянутыми в нее на последующих этапах.

Но любой, любой исход большой евразийской войны будет губителен для России и приемлем для нейтрального Запада. Однако вместо того, чтобы думать, думать и думать, как не загнать себя в этот цугцванг, мы почему-то упиваемся дурацкой надеждой “лицезреть американский крах”, ждем, когда рухнет доллар, когда негры и латиносы захватят Капитолий и Форт-Нокс… Вместо того, чтобы научиться у Америки двум простым вещам: думать о собственном будущем и работать на его достижение.

Что же нам мешает заняться этими простыми вещами?

Что мешает? Хороший вопрос. Возможно, ничто, никто и не мешает, только думает ли об этом хоть кто-то у нас? И думают ли у нас о будущем вообще?

В России Николая II рождались проекты создания на востоке страны “Новой Америки”, в России Сталина хотели построить широтный судоходный канал – водный путь от Волги до Тихого океана, с гигантским водоподъемом через Урал и Алданское нагорье, потом мечтали о межпланетных полетах, поворачивали северные реки… Мечта была востребована, она могла быть сколь угодно утопичной и невозможной, но благодаря ей существовала сверхзадача, которая, в свою очередь, спускалась в жизнь множеством уже более реалистичных и конкретных задач.

Сегодня нет ни мечты, ни сверхзадачи. Ставятся и решаются лишь задачи локальные и тривиальные. Россия, точнее ее власти, вспомнили про Арктику лишь потому, что там нашли нефть. Про северные реки вспомнили лишь потому, что из-за тающих ледников Тянь-Шаня продажа воды в Центральную Азию становится сверхприбыльным делом. Бизнес, народ решают аналогичные по сути меркантильные задачи на своем уровне. Все в рамках бизнес-плана с минимизацией рисков, свот-анализом, силами Портера и прочими “уничтожителями неопределенности”.

А национальная ли мечта, сверхзадача, сверхцель- все это категории иррациональные, акматические, их в принципе нельзя измерять в деньгах. Определенность и утилитарность в этих вопросах губительна, поскольку уничтожает в обществе тот внутренний потенциал, который должен обеспечивать нас энергией творить перемены.

 

Но насколько важно, чтобы у народа была сверхзадача? Почему сверхцель должна быть лучше, чем несколько скромных, но реалистичных целей? Ведь история свидетельствует, что большинство глобальных целей, которые пытались навязать людям, заводили в никуда. И эта закономерность особенно очевидна на примере истории России.

Здесь я не могу с тобой согласиться. В твоей последней реплике речь, конечно же, идет о советском периоде нашей истории.  Но не будем забывать, что несмотря на все издержки и жертвы, благодаря этой самой советской сверхзадаче удалось построить существенно другое общество, благодаря этой сверхцели историческая Россия сделала колоссальный скачок вперед. Я не хочу здесь даже говорить о развитии промышленности, технологий – возможно, аналогичного результата можно было бы достичь “американским” путем, выставив вперед более приземленную идею денег, идею обогащения через развитие. Но чем еще, кроме как идеей,  прикажете объяснить феноменальный расцвет в те годы нашей науки? Когда выходцы из низов, разночинцы становились полноценными академиками? Расцвет, близкому которому по масштабу никогда не было в истории страны и, боюсь, никогда не будет? Братья Вавиловы, ФИАН, Капица, Вернадский, биохимик Тимофеев-Ресовский, задолго до Крика и Уотсона предсказавший существование двойной спирали ДНК….  Наша довоенная литература, проставленная именами Булгакова, Платонова, Мандельштама, Ахматовой и многих, многих других,  – это ведь уникальное созвездие смыслов, не расшифрованных до сих пор! Русский авангард, русский конструктивизм той поры – это ведь на века терзаемый всеми, кому не лень, источник вдохновения и творческих идей! Так вот, может быть первичен именно этот полет, это всепожирающее желание познать сущность мира, обратить ее во благо живущих? А индустриализация, ракеты, атомная бомба – вторичны?

Трудно сказать… Но вот американцы, у которых не было подобного вдохновения, вложили миллиарды в свой атомный проект – и получили сверхоружие. Нам же пришлось с помощью разведки добывать у них технологические секреты…

Не думаю, что у американцев все решили деньги, хотя и мы вложили в свой атомный проект ресурсов немерено. Им просто первыми удалось оседлать ту всемирно-историческую волну открытий, тот драйв захватившей лучшие умы человечества “езды в незнаемое”…Они собрали такие же великие имена, великие умы – Нильса Бора, Ферми…

Сейчас подобного творческого драйва нет нигде в мире. Равно как нет и по-настоящему великих идей. Ни у нас, ни в США, ни в Китае. А за неимением таковых в лидеры мира выходят те, кто в совершенстве владеет механизмами, управляющими человеческим поведением. На бирже ли, при выборе товара в супермаркете, при планировании личного будущего в “скромном обаянии” буржуазного быта… Такими воспитанными и предсказуемыми людьми и управлять несложно, и с помощью их трудовых и интеллектуальных усилий можно планомерно развивать технологии и общественную среду. Такое общество – идеал западных элит, и именно об его построении сейчас идет речь. Именно этим счастливчикам, гармоничным гражданам “золотого миллиарда”, должна быть уготована долгая, здоровая, наполненная регламентированным комфортом и планомерным творческим напряжением жизнь.

Продление человеческой жизни здесь необходимо, чтобы в долгосрочной перспективе обеспечить высокую и устойчивую отдачу от инженера, квалифицированного рабочего, специалиста, ученого… Ведь до 23-25 лет человек приобретает лишь базовое образование, и лишь к 40 годам становится полноценным специалистом. Он продуктивно трудится 15 лет, после 55 начинаются снижение работоспособности, проблемы со здоровьем, после 65 лет – он почти всегда уже иждивенец для общества. Если оно, это общество, сможет продлить период активной профессиональной деятельности с 15 до 30-40 лет, то, во-первых, будет кому создавать высокоэффективные безлюдные производства и управлять ими, а во-вторых – за счет экстенсивной эксплуатации человеческого интеллекта будет осуществлен технологический скачок. Результатами которого, я уверен, с остальным человечеством его творцы не поделятся.

“Золотой миллиард” получит, таким образом, всё – и богатства, и красивую, гармонично организованную жизненную среду. В нем будут доминировать здоровые, бодрые люди в прекрасном, деятельном  возрасте  от 40 до 80-90 лет. С прекрасной памятью и ясным умом. Со смещенной, извините, на 30-40 лет вперед инволюцией, благодаря чему гормоны, оставаясь под контролем ясного разума, более не будут выстреливать психопатами и убийцами.

Напоминает описание земного рая. Но ты постоянно подчеркиваешь, что этот рай будет  не для всех?

Конечно. Они возьмут в новую цивилизацию людей умных, спокойных, гармоничных… И никаких расовых или религиозных барьеров – по крайне мере до тех пор, пока англосаксонское ядро не начнет испытывать реального беспокойства по поводу своего доминирования.

Еще раз хочу повторить: в грядущем разделении мира на овец и козлищ не будет никакого насилия, никаких следов  нацистской евгеники! Если ты умный и добропорядочный – wellcome! Если неуч, если дикарь, если невоздержен, ленив, или пусть даже трудолюбив, как китаец или таджик, но ограничен  и бесцветен – то пошел вон! Точнее, о тебя даже не будут марать руки, выпроваживая за дверь, просто сделают так, чтобы ты до двери этой не смог бы добраться… И ты не сможешь их упрекнуть, все будет честно: зачем новому, прекрасному миру грязь, балласт!…

Да, конструкторы нового общества мыслят его как рай на земле. Вообще-то рай должен быть один, тот самый, установленный Творцом. Но процесс, о котором я веду речь, на 100% секулярный и антихристианский. В его основе лежит известное представление о возможности устройства на Земле абсолютно гармоничного и прекрасного мира. Мира во славу Божью, но сделанного руками человека, то есть без Бога. Поскольку Бог априорно далек, то  задача человека – самому восстановить попранную гармонию. Древняя мечта человечества, отголоски которой разбросаны по всей древней ойкумене  – от шумеро-аккадских верований, Египта, греческой теософии до иудаизма и гностиков.

Попыток сотворить нечто подобное за прошедшие столетия было предостаточно, и все они потерпели крах из-за того, что в основу позитивной селекции – а именно об этом процессе идет речь, – непременно клалось насилие. Новая цивилизация, насколько это возможно, будет строится без прямого применения насилия, у ее конструкторов, как мне кажется, перед прямым насилием имеется метафизический страх.

Для ненасильственной позитивной селекции в мире на сегодня создано достаточно разнообразных механизмов: это и основанный на эмиссии ФРС американский доллар, и массовая культура, и наркотики.

Я не ослышался? Наркотики – для позитивной селекции?

Безусловно. Если вам чужды тихие, милые прелести этого мира – колитесь и улетайте в себе в “астрал”! Ведь наркоманы погибают оттого, что их организм во время наркотического сна испытывает такое неохватное, невообразимое счастье, что останавливается дыхание! Весь мир на словах борется с наркотиками, а на что деле? Рынок наркотиков, все их движение жестко контролируется в интересах, в конечном счете, не отбросов общества и негодяев, а самых что ни на есть элит. Если их предстоятелей и спросит, скажем, некий  высший дух – “Зачем?”, то у них всегда наготове почти абсолютное оправдание: люди не только покупают наркотики по своей доброй воле, убегая от скудости и малоразмерности мира, но и умирают счастливыми!

То же самое – и с мировой финансовой системой, основанной на долларе. ФРС может печатать и печатает доллары в неограниченном масштабе отнюдь не из-за жажды к наживе. Печатает потому, что мы этого хотим. Хотим играть на рынках, надувать финансовые пузыри, а если не умеем делать это сами – то хотим пользоваться пузырями, надутыми другими людьми. И поэтому когда вся пирамида из ничем не обеспеченных обязательств и ничем неоправданных ожиданий, именуемая сегодня мировой экономикой, схлопнется окончательно (а нынешний кризис – отнюдь не коллапс, а, скорее, лишь маленькое предупреждение) – то все, кто пойдет ко дну, будут виноваты в том сами.

И, заметьте – никакого насилия!

Или возьмите массовую культуру – это же абсолютный, совершенный механизм позитивной селекции! Если в ее оглушительной какофонии вы в состоянии расслышать единство мелодии и гармонии  у Баха – вам, скорее всего, вручат пригласительный билет на пароход для избранных. Если же вы выбираете петь и плясать с экзальтированной толпой, если верх вашей самооценки – быть частью стада, безымянной клеткой, гормоном страсти, квантом энергии обезличенного организма толпы – то будьте, будьте ими! Только потом, когда будут оглашены новые правила игры, не сетуйте, что оказались за бортом!

 

Ты хочешь сказать, что на “пароход” новой западной цивилизации будут пускать только тех, кто слушает Баха?

Нет, конечно ж, просто те, кто не мыслит себя вне энергетических полей рока, металлической и прочей музыки сами не пожелают сделать шаг к упорядоченной, полной внешних и внутренних ограничений, долгой и малопроблемной жизни гармоничного обывателя. В лучшем случае им отыщется место где-нибудь на артиллерийской палубе, в пороховых погребах – нужны же будут и при новой цивилизации псы войны! Но это будут не те воины древности, добиравшиеся до политической власти.  Их удел – вечно служить, быть на боевом посту, но всегда – оставаясь ниже ватерлинии.

М-да, счастливчикам из “золотого миллиарда” предстоит жить в весьма скучном обществе…

Конечно. Ценой планомерности и упорядоченности являются скука и занудство. Это, кстати, понимали еще и наиболее прозорливые из русских большевиков, до которых сразу же дошло, как только советская власть укоренялась и начала костенеть, что грядущий коммунизм будет до смерти скучным строем… Так и у “золотого миллиарда” – за счет резкого удлинения жизни в новом обществе неизбежно снизится концентрация молодых с неуправляемо бурлящими гормонами. Эрос, более не угнетаемый Танатосом, утратит свою трансцендентность, люди не смогут совершать ни безумных, ни прекрасных поступков. Упорядоченная эротическая сфера станет источником преимущественно эстетического наслаждения, скрашивающего жизнь обывателя и исключающего протест…. Не в силу ли именно этого тренда повсеместно на Западе легализуются и пропагандируются гомосексуальные браки? Гомосексуальный брак приводит к точно такому же результату, только сразу и проще – в рамках существующих на сегодня продолжительности жизни, продолжительности ее гормоно-активного периода.

Но мы, похоже, сильно отвлеклись.

Да, об этом стоило бы поговорить отдельно. Мы отвлеклись, поскольку продолжение нашего разговора было о национальной идее. Мы остановились на том, что у российской элиты нет сверхзадачи, нет ни позитивного видения будущего своей страны, нет мегапроекта. А также – нет страха, что со страной может случиться что-то страшное, и что этой угрозе необходимо противостоять.

Да, именно так. Ни мечты, ни позитивной идеи, ни страха. Есть худо-бедно сформированное чувство легитимности, есть эссенциальный актив, которым распоряжаются и от которого, в рамках тех или иных взаимопризнанных схем, политическая элита получает в распоряжение свою львиную долю  дохода, передавая остатки для распределения “вниз”. Собственно вся политическая активность в России последних лет вертится вокруг схемы первичного, то есть для элиты, и вторичного, для народа, распределения доходов, получаемых от эссенциального актива. А эссенциальный актив – это углеводороды, металлы, пашня для интенсивного производства зерна в южных районах страны, то есть все то, что позволяет производить востребованные миром биржевые товары. Неэссенциальный актив – все остальное, в него попадают и автосервисы для “Жигулей”, и фермеры с морковкой, нужной лишь таким же, как и они, нищим городским бабушкам. Владение неэссенциальными активами позволено широким слоям народонаселения, но эти же широкие слои отданы в вечное кормление низовому чиновничеству и правоохранителям. Система скроена на удивление ладно и прочно. Все, в том числе и Президент, и Премьер признают, и я уверен – искренне, честно признают, что эта система неэффективна, несправедлива, но с ней совершенно невозможно совладать! Она ладна и прочна. Как сгусток тефлона, как фуллерен – не испачкаешь, не сомнешь!

Отсюда простой вывод – сколько бы позитивных, разумных идей не рождалось бы в лучших головах нашей политической и экономической элиты – все одно им оставаться маниловщиной.

То есть, по-твоему, смысла верить в лучшее будущее нет? Но тогда и невозможна и постановка сверхзадачи, и народу придется довольствоваться лишь тем, что у него есть.

Почему же? Верить в лучшее будущее нужно всегда, даже когда, казалось бы, нет для этого оснований. Вера в будущее, предвкушение перемен дают человеку внешне малозаметный, но очень мощный энергетический заряд – разве не в этом заключена завораживающая энергетика чеховских пьес, внешне абсолютно статичных? Человек не может выбрать эпоху для своей жизни, и в какое бы, по нашему разумению, мрачное, несовершенное, подлое время он ни родился, кто бы ни стоял над ним, он всегда должен верить и наедятся. В мире есть очень много вещей сокровенных, неподвластных чужому насилию, недоступных для грязи, в них-то и можно, и нужно верить.

А для нашей несчастной страны, для нашей России я, если бы меня назначили доктором, прописал бы сперва очень простое и абсолютно бесплатное лекарство – мечтать. Для начала вновь научиться мечтать.

Мечтать не вредно, это общеизвестный факт. Но вряд сегодня кто-то поддержит разговор о подобных эфемерных категориях, когда, и ты об этом совершенно правильно говорил, все живут по бизнес-плану, всем нужен конкретный результат. Вот, например, какой бы ни была несовершенной наша экономическая модель, почему бы ни попытаться ее оживить, модернизировать?

Нашу экономическую модель можно либо преобразовать неким очень сильным и продолжительным воздействием, модернизация же у нас, прости за грубый каламбур, – всегда что-то вроде гальванизации. Для преобразования нужны колоссальные усилия, причем большая часть этих усилий должна быть направлена на разрушение существующих связей. А они очень и очень прочны. У советской власти на преобразование доставшейся ей экономической модели старой России ушло более двадцати лет,  полных насилия и жертв – новая модель сформировалась и заработала вполне лишь к началу войны. Я неспроста привел сравнение экономической системы с фуллереном – искусственной углеродной молекулой, по прочности превосходящей алмаз. Если в 90-е годы экономические отношения в изрядно обветшавшей экономической системе России напоминали связи в графите, то за последний 10 лет они структурировались в несминаемую конструкцию исключительной прочности!

При этом никакого преобразования прежней советской экономики в новую российскую не произошло. Пять-десять лет назад она преодолела временное ослабление и разбалансировку связей, и сегодня является глянцевым “изданием” – не удивляйтесь! – все той же советской экономики. Гайдар с Черномырдиным завершили, сами того не ведая и не желая, приостановленную в конце 60-х годов так называемую “косыгинскую реформу”. Конечно, Алексей Николаевич Косыгин, строя полвека назад планы коммерческой самостоятельности предприятий и обмена по стоимости, в страшном сне не мог предвидеть современную реальность, однако если не отвлекаться на ее внешние, надстроечные атрибуты, в то в сущности косыгинских планов мы увидим все ту же экономику госкорпораций и акционерных обществ, управляемых по принципам госкорпораций. В основе экономики нынешней лежит прежняя техническая структура капитала с опорой на сырьевой сектор и начальные переделы, в сельском хозяйстве – на крупные агрокомплексы… Сегодня стало меньше оборонки – ее сознательно свернули, ушли легкая промышленность и большая часть промышленности пресловутой группы “Б” – следствие товарной экспансии Китая. В остальном же наша экономика прежняя, а изредка случающиеся в нее инвестиции – в макроэкономическом масштабе суть не накопление, а частичная амортизация и текущий ремонт ранее созданных фондов.

Спорное утверждение. Я тоже согласен, что ни Гайдар, ни Черномырдин, ни, тем более, Касьянов с Грефом реформированием экономики не занимались.  Но разрушение в девяностые годы целых отраслей, развал сельскохозяйственного производства – разве эти сильнейшие удары не привели к переформатированию экономической модели?

К переформатированию – привели, к преобразованию – нет. Способ производства основной массы добавленной стоимости остался прежним – извлечение ренты из сырьевого сектора. Косыгин предполагал, что должна вырасти доля индустрии предметов потребления – и она действительно выросла, только территориально переместилась в Китай. Система управления и товарообмена стали лучше, но они лишь достигли своего оптимума, того потолка, который был теоретически возможен в рамках “косыгинской реформы”. Наш “Газпром” – это организационно в чистом виде бывший Мингазпром СССР, но управляется, будем объективны, почти идеально и по праву входит в число ведущих мировых корпораций. Если что потеряно, и потеряно, боюсь, невозвратно – так это инженерно-технический потенциал позднесоветской экономики. Однако он припасался для структурных реформ, которых так никто не сумел провести, для простого же воспроизводства его отсутствие некритично.

Отсюда все происходящее на «экономическом фронте» – лишь смена форматов, но никак не сущностных отношений, как если бы вдруг бюджет страны стал формироваться не “от скважины”, а от процветающих высокотехнологичных бизнесов, основанных на продаже знаний и технологий.

Отсюда же и следующий печальный вывод о том, что, решившись на оживление, на модернизацию экономики России, мы ровным счетом ничего в ней не изменим. Чтобы подобные изменения произошли, одного лишь “разрушения”, на которое делали ставку в девяностые годы, недостаточно, да и не нужно, в принципе, ничего разрушать.  Необходимо дать возможность появиться на свет альтернативной экономической модели, помочь ей прижиться и лишь затем, по прошествии, как минимум, нескольких десятилетий, наблюдать, как она будет взламывать старый асфальт своими набравшими силу корнями. Не без помощи, кстати, сверхидеи, национальной «сверхмечты»…

Но это – тема для следующего разговора.

Что же касается оживления и модернизации, то набор набор инструментов здесь крайне скуден. Пропаганда инноваций и написание новых законов ничего не дадут по определению, остается в той или иной степени управляемая накачка экономики деньгами. Для этого необходимо усилить эксплуатацию эссенциального актива и сделать доходы от него более доступными, то есть расширить распределение. Но за неимением эффективных моделей для освоения дополнительных средств большая часть “излишка” через спрос на продукты первой необходимости быстро покинет страну, и лишь мизерная доля пойдет на инициирование оживления в низовом секторе экономики, эксплуатирующем неэссенциальные активы.

Поэтому для властей намного эффективней делать подарки народу напрямую: например, поставить на Обводном канале церетелиевского истукана, или попросить олигарха купить яйца Фаберже. Вроде бы есть много более прекрасных и полезных для народа вещей – те же дороги, мосты, доступное жилье… На поступивший в Россию за последние десять лет триллион долларов можно было построить новую страну. Но оказалось – наша элита не в состоянии потратить эти деньги. Даже искренне желая сделать добрые дела, оставить след, она не в состоянии конвертировать деньги в критически нужные объекты инфраструктуры. Не говоря уж об инвестициях  в какую-либо “новую экономику”.

В это трудно поверить. Уж тратить-то мы умеем!

Уметь-то умеем, а потратить не можем. Традиционную в России нерасторопность сегодня осложняет чудовищная коррупция. Ведь любое решение о финансировании крупной стройки – это и утверждение масштабной откатной схемы. Допустим, где-то завелся абсолютно честный чиновник. Или в кресло чиновника сел олигарх, у которого есть все, и который просто хочет сделать доброе дело для народа. И вот он должен подписать постановление, по которому на строительство, скажем, абсолютно необходимой гражданам автодороги выделяется миллиард. Но при этом он знает наверняка, что у субподрядчиков первого уровня в сметах заложены 30% на откат генподрядчику. Наш честный чиновник вызывает к себе генподрядчика и говорит: “Запомни, сволочь, никаких откатов! Получишь откат – посажу.” А генподрядчик говорит в ответ: “Хорошо, гражданин честный чиновник, но вы понимаете, что в этом случае у субподрядчиков первого уровня образуется дополнительная прибыль в размере 30%. По какому праву? У них же рожа от денег треснет!”.

“Тогда сокращаем смету на 30%” – отвечает честный чиновник. “Простите, но это просто глупо, – возражает генподрядчик. – Допустим, я смогу лично убедить 2-3 субконтракторов первого уровня за счет отказа от отката снизить на 20% стоимость их работ. Но ведь у этих хорошо знакомых мне ребят имеются отношения с субподрядчиками второго, третьего, четвертого эшелонов, отношения с поставщиками – а это сотни имен, адресов и счетов, контролировать которые у меня нет никакой возможности! Без них автодороги все равно не построить, и вот они-то и посмеются над нашей с вами честностью”.

Что будет делать наш честный чиновник? В лучшем случае, заморозит финансирование автодороги. Кстати, огромное число замороженных проектов при переизбытке денег косвенно подтверждает отрадный факт – в нашей стране есть честные чиновники! Если же от строительства  автодороги невозможно отвертеться, наш герой будет всячески тормозить финансирование, оговаривая каждый транш дополнительными согласованиями и проверками. Может тем или иным образом перевести государственные деньги в крупный банк, поручив банку финансировать автодорогу – почему-то считается, что у банков не воруют, хотя это не так. банкиры сами научат и заставят воровать кого угодно. Вариант с банком – лишь способ сохранить честь для первого лица, к тому же из-за неизбежного ослабления контроля итоговые финансовые потери при работе через банк окажутся выше.  Можно, конечно, плюнуть на все условности и дать добро на реализацию старой, доброй, отшлифованной до мелочей схемы финансирования – такой, какая она есть. Но при этом нашему герою придется не просто делиться, а стать участником сложнейшей и изощреннейшей системы финансовых интересов, личностных, семейных, клановых и политических связей своих коллег и своего начальства. Системы, где малейшая ошибка, малейший сбой стоит, как минимум, карьеры, а теперь еще  и свободы! Готов ли нормальный человек, имеющий дом, семью, детей и счета за границей, вступить на этот крайне опасный путь?

Второе. Если принять подлинную, “безоткатную” стоимость нашей автодороги за единицу, то неизбежное коррупционное завышение сметы при движении финансирования по технологической цепочке описывается суммой геометрической прогрессии со знаменателем, равном средней величине отката. Поскольку коэффициент отката всегда меньше единицы – сделать его больше, чем  единица, невозможно, хотя, многие, наверное, этого желали бы весьма – то сумма такой последовательности имеет твердый предел. Нетрудно посчитать, что при откате в 25% сметное завышение составит 33%, при откате в 40% завышение приближается к 70%. Тут, как говориться, плетью обуха не перешибешь, нашему честному чиновнику придется убеждать и проверяющих, и даже общественность, что цена его дороги, превышающая мировой уровень на 70%, является справедливой и единственно возможной. А поскольку проверяющие могут принадлежать к враждебному клану, жаждущему увидеть нашего героя за решеткой в Лефортово, а общественность, поколесившая по миру и не вылезающая из Интернета, может неплохо разбираться в сметообразовании,  то остается одно – всеми правдами и неправдами автодороги не строить!

Вот и выходит, что чиновничество, единственная консорция правящего класса, номинально ответственная за то, чтобы в этой стране что-то строилось, что-то создавалось  бы для блага людей, строить и создавать не просто не заинтересованы, но и смертельно всего этого боятся!

Тогда как же российское чиновничество зарабатывает на жизнь? Ведь пришедшие во власть богачи, теоретически способные оставаться честными, – скорее исключение…

Зарабатывают на разрешениях и на распределении плановых ассигнований. При которых платежи, осуществляемые, в основном, на единственном уровне, не образуют геометрической прогрессии и не бросаются в глаза. Да и размер тех платежей стабилен, и адреса перераспределения известны. Всё, так сказать, четко прописано в негласном паспорте на соответствующую должность.

Если это все – правда, то становится не просто грустно, но и безнадежно.  Может быть, и не стоит искать себе капитанов среди олигархов и чиновничества, а использовать позитивный потенциал других слоев общества? Есть же у нас среднее и малое предпринимательство. Есть профессиональные, прирожденные пастыри – Церковь, есть деятели культуры.

Да-да, это этим еще Максим Горький интересовался: “С кем вы, мастера культуры?”

А не Сталин?

Нет, Горький. Товарищ Сталин, как известно, лишних вопросов не задавал и действовал наверняка. В этом плане ему было проще, чем нам.

Боюсь, что сегодня, в своем нынешнем виде ни независимые предприниматели, ни церковь, ни творческая интеллигенция также несостоятельны в роли капитанов.  В том числе и в силу того, что по вполне объективным причинам они не могут реализовать позитивных целей хотя бы одного своего класса, своей социальной группы. Локальные, личные цели они реализуют очень даже хорошо и успешно, а вот цели более широкого масштаба – нет. В то время как у правящего класса, скажем,  США с реализацией надличностных позитивных целей проблем не возникает. Иначе они Америку не построили бы, и не выбрались бы из двух страшных кризисов индустриального перепроизводства, когда города и целые огромные территории лишались привычных видов деятельности и источников дохода.

Но вернемся к твоему вопросу – что могут сделать для движения к новой России наши не-чиновники, не-олигархи? Я утверждаю, увы: не могут они практически ничего. Возьмем так называемый малый и средний бизнес, в котором, пожалуй, чаще всего ищут спасение России. Но может что либо сделать этот бизнес, которого в реальности нет? Ведь для того, чтобы он был, он должен обладать легитимными и неотчуждаемыми производственными фондами, “закрывать” доступные только ему рыночные ниши и формировать из своих хозяев неповторимую рыночную среду – эдакий новаторский микс трудящейся буржуазии и интеллигенции, наделенной собственностью и ответственностью. Но ведь ничего из этого в России нет! Весь этот бизнес, за редчайшими исключениями,  сведен к управлению ларьками и парикмахерскими и другими доставшимися по приватизационной халяве активами, которые в любой момент могут быть отобраны чиновниками или рейдерами. Он лишен фундаментальных рыночных ниш, поскольку наличие или отсутствие этих ниш определяется волей сверху. Захотела в свое время губернатор Матвиенко прикрыть мелкую торговлю на улицах Питера – и прикрыла, заставив покупателей ходить в сетевые супермаркеты. И наоборот – захотели высокопоставленные любители российско-китайской дружбы поддержать китайских предпринимателей – и после закрытия неудобного “Черкизона” по всему Подмосковью множатся, несмотря на отчаянные протесты населения, доисторические контейнерные рынки, даже ГАИ запретили брать поборы со стремящихся туда иногородних челноков…

И, конечно же, у нас нет класса предпринимателей. Сегодня предпринимательство – это своеобразный неофеодальный патент, выдаваемый властью и дающий право зарабатывать несколько выше среднего уровня за счет использования материальных и человеческих ресурсов, если таковые недефицитны. Я поверю в малый и средний бизнес только когда, когда он проявится в  работе с дефицитными ресурсами, например, с нефтью. А также когда его хозяева начнут готовить своих детей к продолжению своего дела. А пока они копят на отъезд детей за границу или, в лучшем случае, на финансирование их интеграции в финансовый сектор и госаппарат, обслуживающие плутократию.

Мой прогноз по отношению к малому и среднему бизнесу совершенно неутешителен. Лет через пять совпадут два процесса. Начнет, в силу возраста, отходить от дел наиболее здоровое ядро – поколение пятидесятых годов рождения, цеховики и рискнувшие пуститься в бизнес инженеры.  А у поколения “братков”,  разжившихся собственностью в беспределе девяностых, подросшие в комфорте и гламуре дети в массовом порядке начнут отказываться от участия в управлении активами своих родителей. Хлопотно и грязно. Отсюда в сфере малого и среднего бизнеса нулевое накопление, активы не преумножаются, идет эксплуатация в хвост и гриву имеющихся фондов, ни о какой капитализации соответствующей бизнес-среды в национальном масштабе не может быть и речи.

Чем же это закончится?

Тем, что наблюдается уже сейчас. Из сферы малого и среднего предпринимательства будет вымыто представительство коренного населения России.  Может статься, что со временем в нем на 99% будут китайцы с гражданами Вьетнама на самых черных работах. Они пластичны, мобильны, им не нужны фабричные здания и дорогие станки, они могут работать в подвалах, в контейнерах, на свалках… Они будут поставлять на рынок те виды продукции и услуг, которые не в состоянии предоставить “Газпром” и высочайше обласканные федеральные импортеры продуктов и сетевого ширпотреба… Поэтому власти уже сегодня максимально покровительствуют  и будут покровительствовать китайскому бизнесу на нашей территории, какие бы протесты ни исходили от нас с вами..  Китайские бизнесмены никогда станут политической силой, не будут финансировать оппозицию. Правящей элите с ними более чем комфортно, хотя в результате такой политики Россия лишается здоровой основы своего среднего класса, потенциально способного позитивно влиять ход событий.

Китайские предприниматели не станут политической силой, но могут стать демографической силой. Они трудятся и живут в закрытых общинах, но когда их дети, родившиеся в России, пойдут в школу, нам будет впору делать китайский вторым государственным языком. Кто сможет защитить нас от подобной перспективы?

Демографическое большинство совершенно не обязательно должно означать политическую власть. История знает массу примеров, когда миллионные народы держались в повиновении и послушании силами небольшого, но эффективного госаппарата и военной машины. В конце-концов, и Римская Империя, и Хазарский каганат пали не в результате внутренних потрясений угнетенного большинства, а под ударами извне третьих сил. Все диктаторы знают, что в отсутствии голода и иных катаклизмов тысяча человек, так сказать, “черни” легко удерживаются в повиновении пятью честными чиновниками и десятью полицейскими, готовыми стрелять на поражение.

Не исключаю, что наши власти, широко открывающие двери перед трудолюбивыми китайцами, призванными заменить ленивых и способных на оппозицию русских, в долгосрочной перспективе рассчитывают именно на такой механизм удержания власти. Но для этого на 100 миллионов укоренившихся в России китайцев должно оказаться не менее 1 миллиона “преданных полицейских” – не просто псов войны, профессионалов, но людей, понимающих сакральную ценность своей роли. Перечитайте фразу Пилата у Булгакова: “На свете не было, нет и не будет никогда власти более великой и прекрасной для  людей, чем власть императора  Тиберия, и не тебе, безумный философ, рассуждать о ней!”. Вот вам подлинный образец по-настоящему эффективного государственного администратора, пусть даже и с руками по локоть в крови. Ничего персонального – ни в благах, ни в представлениях о добре и зле. Только с подобной истовой беспощадностью возможно управлять в нелояльном окружении.

Иными словами, у людей, наделенных властью и правом на насилие, должна быть ясная и бескомпромиссная идея служения своему отечеству, своему императору, своему президенту. Только с подобной идеей возможно сохранять государственный контроль над территорией, какой бы обширной и сложной она ни была. Не пресловутый “общественный договор” с наемными администраторами и воинством, в существование которого нас пытаются убедить, не мутно-понятийное распределение прав по неофеодальной эксплуатации тяглового населения чиновниками и правоохранителями различных рангов, как это фактически происходит в России сегодня – а именно служение – как смысл, как долг, как сакральная ценность.

А теперь нам предстоит ответить на вопрос – сможем ли мы найти 1 миллион преданных, истовых администраторов и жандармов? Для которых служение государству – смысл всего, рождение и смерть, альфа и омега. Сегодня и здесь – нет, нет и еще раз нет! Наши администраторы – в основном мздоимцы и халифы на час, наши правоохранители…  ну, вы сами все знаете… А наши военные служат либо от безысходности, либо за жилищные сертификаты. Последние из тех могикан, готовых умирать за идею, исчезли двадцать лет назад в пекле афганской войны. И этих героев убили не пули – их убили мы с вами. Ведь вместо того, чтобы всячески культивировать их подвиги, их по нынешним временам абсолютно бескорыстный, святой  героизм – мы уже тогда, двадцать лет назад, и на государственном, и на бытовом уровне стремились от них отгородиться, вытравить  тему Афгана из перечня раздражителей нашего мозга, противились признавать их жертву важной и святой. Когда шла война в Чечне, общество, за редчайшими исключениями, мазохистски наслаждалось унижением собственного воинства. Сегодня мы делегируем в армию неудачников и потенциальных уголовников, награждая их, в лучшем случае, сочувствием и выражением надежды, что армия не даст им окончательно пасть. И после этого мы наивно полагаем, что миллион неудачников защитят страну на западных, южных и восточных рубежах! А мы будем ржать, наблюдая войну с телеэкрана!

Плачевное состояние армии ни для  кого не секрет, но в условиях отсутствия прямой военной угрозы милитаризация страны вряд ли будет понята и поддержана. С другой стороны, если повысить оклады офицерам до уровня, который бы был выше среднего по стране на 30-40%, платить нормальные деньги контрактникам, престиж армейской службы восстановится.  Не так ли?

Нет, в армию идут не ради престижа. Армия – это органичная, живая часть общества, в которой концентрируются не только функции защиты, но и натиска, агрессии. Защита без агрессии – это химера, такого не бывает. И в русской дореволюционной, и в советской армии важнейшим принципом был ответ неприятелю на его территории. Но этот принцип, как ни крути,  означал агрессию, поскольку вооруженный ответ мог быть вызван не только прямым нападением, но и недружественной политикой. Обижаете, турки, братьев-славян – получите Синоп от адмирала Нахимова!

Чтобы оставаться эффективной и боеспособной, армия всегда должна быть агрессивной, образ воина – это утверждение силы, интересов своей державы, а не раздача гуманитарной помощи и уж тем более не строительство генеральских дач. В сегодняшнем российском истэблишменте это понимает, как мне представляется, только один человек – Рамзан Кадыров. В декабре прошлого года много шума наделало его интервью, в котором он не побоялся заявить, что для защиты национальных интересов Россия, если потребуется, должна атаковать и Грузию, и Украину. Так и сказал честно – атаковать! Многие будут интеллигентно морщится, но после этих и подобных им вполне искренних слов приходится признавать, что Кадыров – единственный настоящий воин в современной России.

И вполне возможно, что костяк того самого миллиона преданных головорезов и жестких, честных администраторов, способных удержать слабеющую российскую власть от ста миллионов не говорящих по-русски пришельцев с Востока, со временем будут составлять именно чеченцы. Если славяне сегодня не хотят служить в российской армии, то кавказцы – не просто этого желают, но даже взятки несут военкомам, чтобы их призвали. Да и офицерский состав уже почти наполовину у нас мусульманский. Так что впереди нашу армию ждут преинтереснейшие метаморфозы.

А чеченцы примут на себя роль «нового казачества» – надежной и пассионарной опоры режима.

Я затрудняюсь с ходу прокомментировать сказанное. Сдача армии как одной из ключевых высот представителям воинственных национальных диаспор никогда и ни кем всерьез не просчитывалась.  Если подобное случится, то тем самым, на мой взгляд, будет пройдена точка невозврата, Россия погибнет. Ты именно это хочешь сказать?

И да, и нет. Да – потому что все, абсолютно все классы, слои общества, консорции, сословия – если и не приближают своими действиями этот грустный финал, то абсолютно не могут реализовать свою позитивную программу. И чиновники, и олигархи, и предприниматели, страдальцы малого и среднего бизнеса, и военное сословие – все желают жить в сильной и процветающей России. Но не могут, не умеют реализовать своих миссий, выполнить свое функциональное общественное предназначение.  Мир будет кардинально, быстро меняться, а мы не сможем грядущим переменам что-либо противопоставлять. В этом-то и заключается весь трагизм нашего положения. Именно от этого становится страшно.

Вместе с “да” перспективе гибели России ты также сказал и “нет”. Значит, есть и другой путь?

Надеюсь, что есть. Но этот путь должен означать отрицание путей нынешних, должен способствовать переходу России  в качественно новое состояние. То есть быть своего рода революцией со всеми вытекающими последствиями.

За призыв к революции сегодня  легко можно угодить под суд…

А я не призываю ни к неповиновению, ни к насильственной смене существующего общественно-политического строя. Тем более, что революция вовсе не обязательно является кровопусканием. Во-первых, революция – это не государственный переворот, это, прежде всего, переворот в сознании. Торжество христианства на обломках античного мира – революция. Ренессанс – тоже бескровная революция.

Во-вторых, революцию не накликаешь. Ее необходимость, неотвратимость перемен если рождаются и вырастают в сознании человеческом, то становятся неотвратимой силой.

В-третьих – то, каким руслом пойдут перемены, зависит совершенно не от революционеров. Даже если, положим, те победят и захватят мосты с телеграфом. Успех преобразований невозможен без административной и управленческой работы. При осуществлении которой гораздо лучше, если правительственный чиновник или администратор будут действовать исходя из собственного состоявшегося понимания необходимости перемен, а не из-за страха перед маузером у виска. А вот наличие такого понимания как раз и зависит от пастырей душ человеческих, от результатов их работы.

В широком смысле пастырская задача состоит в обожествлении и эстетизации задач, которые ставит перед человеком, перед народом их сверхидея. А также, если Бог даст, в угадывании, в выработке этой самой сверхидеи.

Так что революции совершаются не инсургентами, а пастырями. Или, во всяком случае, должны ими совершаться.

Но это – предмет следующего разговора. В котором нам также предстоит обсудить и, по-возможности, предвосхитить контуры возможной сверхидеи.

В. С помощью которой впоследствии спасти Россию?

Вполне. Если, конечно же, сроки не исчислены и пределы не положены.

 

 

 

БЕСЕДА ВТОРАЯ

Особенности национального цинизма · Церковь без молитвы о будущем · Невостребованная интуиция ·  Куда ушла «русская душа» · Когда работа – не счастье · Четыре человеческих типа ·  Невозможность «русского фашизма» · Плакальщики сказочной России · У будущего нет защитников · Государство-фуллерен · Катастрофа 2050 года · Почему России закрыт путь на «новый Запад» · Триумф неоислама

В предыдущей беседе мы определили, что отсутствие сверхидеи –  едва ли не главная причина “застоя в делах”, причина, препятствующая России активно бороться за свое место в предполагаемом новом мироустройстве. Правда, я бы назвал твою “сверхидею” более привычным термином “национальная идея”, но не в этом суть.  В отсутствии надличностной универсальной мотивации локальные интересы наших социальных групп: крупных предпринимателей, чиновничества, политического класса, малого и среднего бизнеса – трудносовместимы и реализуются с трудом. Даже, казалось бы, в таких простых, общепризнанных и важных для страны проектах, как строительство дорог и доступного жилья.

Мы остановились на пастырях, прежде всего интеллигенции и церкви. Не из их ли среды и должны прийти новые идеи, новый взгляд на меняющийся мир и место в нем России?

Да, мы закончили разговором о пастырях. Наши пастыри – это, прежде всего, деятели культуры и церкви. От их усилий, от их слов во многом зависит, будет ли общество ходить по замкнутому кругу, превращая осознание невозможности достижения позитивных целей в накопленное разочарование и цинизм, либо сумеет переместиться в новую реальность, взобраться на новую отметку… То, что я имею здесь в виду – это новая эстетика, новое мировоззрение. Никто, наверное, не знает, какими они должны быть в деталях, но они, безусловно, должны давать новое ощущение жизни. Ощущение, при котором правители смогли бы на деле заняться обновлением страны, предприниматели смогли бы не только зарабатывать, живя сегодняшним днем, но и осуществлять накопление, готовить себе полноценную смену. При котором к народу вернется восторженное почитание  своей армии, своих спецслужб, а военные вспомнят, что любят их не за блестящие погоны, а за честную, немаскируемую ненависть ко всем, несущим нам зло… Иными словами, от слов и дел наших пастырей должно зависеть, чтобы кровь не застаивалась, чтобы события обгоняли комментаторов. И еще, самое главное, – чтобы в этом потоке люди продолжали оставаться людьми.

При всем многообразии пастырского воздействия на человека наиглавнейшим и абсолютно принципиальным является ограничение и истребление в людях цинизма. Ведь цинизм – лично я убеждаюсь в этом все больше и больше – и есть самая страшная болезнь общества и человека.

Но что при этом мы имеем сегодня? Вместо всего того, чем творческая деятельность способна будить человека, обострять и совершенствовать его чувства, мы видим, что практически все ее профессиональные участники топчутся либо на поле концептуализма (который нет смысла обсуждать в силу его бессмысленности), либо упиваются циничным гиперреализмом. В какие бы формы фэнтази, антиутопий, дамских романов или детективов этот гиперреализм ни рядился, он все равно зиждется на грубости, брутальности, нарочитом эпатировании наиболее мерзких и подлых образов. Современную массовую литературу совершенно не  за что любить, она годится, в лучшем случае, в качестве пособия по выживанию в мире, переполненном бандитами, маньяками, продажными чиновниками, ментами и прочей дрянью. “Мы ненавидим существующий мир!” – объясняются авторы. Хорошо, я тоже считаю, что его не за что привечать. “Мы вскрываем его физиологию, его похотливые секреты и звериные инстинкты!” – согласен, дело нужное. “Мы говорим с читателем и зрителем на языке современной жизни!” – ан нет, господа, здесь вы врете-с.

Ведь истинный язык жизни – это не площадная брань, не гальванизируемые химеры сферы подсознательного, а потаенные слова, смысловые коды, с помощью которых  человек либо примиряется со средой, либо мотивируется к ее изменению, либо – и это происходит чаще всего – находит одному ему ведомые потайные ниши для культивирования в их тиши собственных образов и переживаний. Иногда, и это, на мой взгляд, самое загадочное и непостижимое в искусстве – через эстетическое наслаждение человек обретает надежду. Но последнее –  это случай неземного дара автора, это лирика Лермонтова, это первые три тома “Войны и мира”, это булгаковский “Мастер”. Подобного искусства не может быть много, равно как не бывает для него множества читателей.

Для широких масс имеются более доступные, но столь же достойные варианты художественного воздействия. Так,  песни братьев Покрасс и Блантера работали на массовом уровне, наполняли страстью и яростью, их воздействие было сродни нейролингвистическому программированию, эти песни и теперь невозможно слушать сидя. А вот основной массив качественной советской литературы, советского кино – пример того, как искусство помогало людям достойно жить в далеко не самом совершенном обществе. Возьмите наиболее удачный и любимый народом образ полковника Исаева в “Семнадцати мгновениях весны”. Почему на фоне десятков фильмов шпионского жанра мы полюбили именно Штирлица? Да потому, что в нем люди почувствовали, разглядели себя самих. Ведь мы также должны были прятать от начальства свою человеческую сущность, жить без той любви, о которой мечталось, и без той Родины, которую хотелось бы лицезреть. В образе Штирлица мы угадывали, открывали самих себя в лучшем, в позитивном ключе, оттого и негласно любим его до сих пор.

Сегодня ничего подобного нет. Ноль, аннигиляция. Только порок, мерзость, антипатия и отсутствие надежды. За исключением ничтожно малого числа имен, сегодняшние “мастера культуры” элементарно не справились с заявленным предназначением.

Когда окружающий мир порочен и даже в художественных образах не способен себя оправдывать – наверное, остается уповать на церковь? В России, чтобы ни говорили, происходит возрождение религиозности, и многие убеждены, что мотивированное религией поведение со временем способно исправить многие общественные пороки…

Духовенство, вне зависимости от конфессии, не случайно похоже на военное сословие, в своем исходном понимании его жизненные пути являются путями чистого служения, без капли своеволия и корысти. Социальная миссия духовенства,  убедительная и легкая в эпохи подъема, в годы упадка становится непростым испытанием для вступивших на сей путь – если, конечно, изначально предполагается идти по этому пути честно. Сегодня ведущим конфессиям России и, прежде всего, Русской Православной Церкви возвращены государственное признание и поддержка, что является справедливым вознаграждением за годы унижений и равнодушия.

Но этим, пожалуй, актив и исчерпывается, оснований для большой гордости не возникает, поскольку религиозное возрождение страны происходит в весьма своеобразных и, в общем-то, далеких от идеала формах. Полные храмы вовсе не свидетельствуют о возвращении народа к глубинным источникам веры – религиозные представления большей части населения России достаточно примитивны и схематичны, поскольку  основываются не более чем на признании существования высшей силы и на формальном ее соотнесении с религиозной традицией предков.

Людей, пришедших к вере от озарения, от взрывного, всепроникающего осознания сущности и воли Творца, от понимания абсолютной для себе невозможности чувствовать и жить иначе, вне Бога – таких людей, увы, считанные единицы. Во всяком случае, их в десятки и сотни раз меньше, чем равнодушных и внешне благоустроенных прихожан. Много ли найдется даже среди воцерковленной части христианского большинства тех, кто верит в воскресение мертвых не как в сказочную метафору, а как в живую, абсолютную  и неизбежную реальность? А ведь без безоговорочного признания этой реальности исчезает самая сущность христианства, остаются обряды, традиции, регулярное вкушение пищи духовной, поиск мистического покровительства, что угодно еще  – но только не свободное и бесстрашное следование за Христом по своему жизненному пути… И хотя миссия духовенства состоит в служении Богу, а не пастве, эта миссия не может быть реализована, если паства видит в церкви утилитарный инструмент для поддержания благополучия и здоровья. Если тайна Спасения прочно заслонена вопросами диетологии постов. Если вместо заповеданной Господом любви паства нередко одаривает окружающий мир высокомерным неприятием и яростным, если не сказать глумливым, осуждением инославцев и иных “невоцерковленных”!

Поэтому говорить, что “возрождение религиозности” активно и позитивно воздействует на общество, пока нельзя. Скорее наблюдается обратный процесс, и его результаты вызывают тревогу.

Однако существует и более тонкий аспект земной миссии духовенства, обычно упускаемый из вида. Речь идет о его роли в национальном целеполагании, в распознании свыше, трансляции и формулировании акматических, неутилитарных задач, через реализацию которых общество могло бы следовать высшему замыслу, а каждый из его членов получал бы убедительную возможность реализовать свое предназначение на Земле. Эта древняя жреческая обязанность, возможно, является наиболее важной из социальных функций духовного сословия.

В свое время речи апостолов созиждили на руинах античности новый мир, более сбалансированный и гуманный. Призыв папы Урбана II  к первому крестовому походу в 1095 году определил вектор мирового развития европейской цивилизации едва ли не на все второе тысячелетие, а в основе возрождения русского государства, объединения русских княжеств вокруг Москвы безусловно лежит политическая деятельность Сергия Радонежского, отказавшегося молиться за Орду. Вероятно, последним из христианских религиозных деятелей, чьи слова и мысли непосредственно влияли на ход истории, был Иоанн Кронштадский. Ведь едва ли все глобальные политические процессы XX века, связанные с Россией – от русского рассеянья, напитавшего мир образами нашей тысячелетней культуры и  веками копившейся энергетикой, до возрождения Красной Империи – были им предсказаны и осмыслены, в результате чего люди оказались подготовленными к ним и политически, и духовно. В данной сфере не может быть твердых доказательств, но лично я вполне убежден, что без  проповедей Иоанна Кронштадского, произнесенных в самом начале XX века, в политическом классе СССР тридцатых годов не состоялся бы фундаментальный поворот, возврат от идей Коминтерна к идее Империи. И в сорок первом году – не ответили бы сердца на сталинское “Братья и сестры!”, дрогнули бы, не поверили, что у гибнущей, горящей в адском пламени страны может быть будущее…

Таким образом, истинное жреческое служение должно наделять наше земное историческое бытие частью высшего, Божественного смысла и, не позволяя ему превратиться в заложника случайностей и чужой  недоброй воли. Церковь всегда должна стоять вне сиюминутных задач политики, но она же и должна, насколько возможно, ясно и открыто говорить обществу о его предстоящей судьбе.

Увы, на сегодняшний день ничего подобного нет. В лучшем случае мы слышим либо мораль о вреде пьянства и супружеских измен, в худшем – комментирование, в основном в форме апологии, тех или иных действий и решений власть предержащих. Но всем этим необходимо заниматься в рамках светских институтов!  У Бога можно и должно просить только Жизни, Жизни как таковой, просить продления Бытия, просить истечения Света. И еще просить об упоконении и спасении душ усопших. По части же всего остального – удачи, устроения дел, сокрушения врагов, орошения посевов – в своих прошениях следует обращаться по другим адресам. И предпочтительнее, чтобы эти адреса были земными.

В результате, не находя в сердцах паствы настоящей и безусловной веры, не имея возможности хотя бы изредка, в “минуты роковые” прямо и властно влиять на мир, духовенство не может реализовать еще одну свою важную социальную задачу – оберегать общество от пустопорожнего барахтанья в хаосе повседневности, способствовать выбору, при прочих равных, тех путей, которые ведут к гармоничному усложнению реальности, к совершенствованию человеческой природы.

Подобное положение вещей представляет угрозу не только для общества, но и для самой Церкви, поскольку с течением времени способно обесценить ее пастырскую функцию, свести Церковь либо до статуса фольклорной надстройки, о которой вспоминают по праздникам, либо превратить в “духовный клуб”. В формат подобного клуба уже необратимо перетекло мировое протестантство. Правда, последнее превращение было не вынужденным, а совершенно добровольным и желанным, при этом оно нисколько не мешает протестантским идеологам продолжать формировать принципиальные мировоззренческие установки для правящей элиты США.

Сегодня, не имея общественного заказа на пастырское служение, не получая от паствы живой обратной связи, наше духовенство не может также реализовать и свой потенциал милосердия. Российское общество,  избравшее своей философией гедонизм и  культивирующее брутальность и грубость в качестве основы показной мужественности, в милосердии принципиально не нуждается. Мы разучились жалеть павших и прощать врагов, мы опасаемся проявлений собственной сентиментальности, мы за версту, даже в ущерб целесообразности,  стремимся обойти положения, в которых случайно можем оказаться жалкими и смешными. Даже повседневная бытовая благодарность среди всех современных народов у нас, пожалуй, самая невыразительная и короткая. Зачем тепло и искренне благодарить за то, что ты и так получаешь за деньги или путем заведомо установленного принуждения?

Когда десятки миллионов душ оказываются наглухо затворены от чувств благодарности и прощения, то одним из результатов такого состояния становится притупление чувства опасности в ее ранних, еще не оформившихся состояниях.  Интуиция мачо на порядок ниже, чем интуиция художника, остро переживающего хрупкость и уязвимость мира. Если первый способен реагировать лишь на состоявшуюся агрессию, то человек с живым и  страдающим сердцем в состоянии предвосхитить грозу по незаметным колебаниям травы и движениям воздуха. Еще четверть века назад наше общество умело искренне и остро переживать самые незначительные факты недолжного. Ничтожные по сегодняшним меркам ЧП активно обсуждались в публичной сфере, на службе, на кухнях и  мгновенно экстраполировались в будущее, которое для большинства было отнюдь не безразличным. Сегодня же наше общество совершенно равнодушно к знакам опасности, поэтому захлестывающий его информационный поток с бесчисленными фактами насилия, цинизма, жестокости,  вероломства и просто дурных примет лишь принимается к сведению, не вызывая охранительного желания противостоять. Продолжая считать, что опасность исходит преимущественно стороны китайцев, кавказцев и “мировой закулисы”, мы не осознаем, что, изменившись необратимо в своей душевной организации, мы однажды проснемся в новой стране, населенной новым народом – прежним по крови, но абсолютно иным по восприятию мира и своему поведению в нем. А обветшавшие храмы погасшей прежней веры начнут восприниматься как свидетельства излишней и странной душевной неустроенности ушедших поколений…

И как напоминание о “загадочной русской душе”…

Безусловно. Тем более, что в современных декорациях уже практически все, что связано с нашими предками, является для нас если не чужим, то уж точно “не совсем своим”. Их мысли, поведение, поступки гражданские ли, бытовые – они более не наши, мы бы и думали иначе, и иначе бы поступали. Порвалась, пала связь времен. The time is out of its joint.

Мы сегодня не можем даже снять психологически убедительное кино про совсем недавнее время. Пырьев и Бондарчук-старший могли убедительно показывать XIX век, а сегодня даже с совершенно ближним прошлым никто не справляется. И не потому, что у нынешних не хватает мастерства – просто народ стал психологически другим. В шестидесятые годы у людей во всех сословиях еще было что-то общее и с началом двадцатого века, и даже с XIX веком.  Сегодня этой общности нет, сегодня в России проживает совершенно другой народ.

 

Ну вот, мы и перешли от пастырей к пастве. О народе, о его состоянии, его судьбе сегодня не рассуждает только ленивый. Есть мнение, что народ, позволь ему сегодня демократические выборы, быстро приведет Россию к фашисткой диктатуре. Есть также мнение, что народ деградировал и даже “дебилизировался”, что его здоровое ядро размыто, и потому никакая модернизация с таким народом невозможна. Твой взгляд – что происходит с русским народом, какой ты видишь его роль? И насколько необратимы происходящие с народом изменения?

Изменения изменениям рознь. Те изменения, о которых я только что говорил – когда “порвалась связь времен” – на мой взгляд, состоялись в конце семидесятых и в первой половине восьмидесятых годов. То есть задолго до Путина, Ельцина и даже Горбачева. Никакой политики здесь нет, произошла смена культурно-психологического состояния русского человека, несколько запоздалое переключение на ритмику и стиль XX века, выход из классической эпохи в широком смысле. В Америке это  случилось на полвека раньше, а вот в Испании подобные перемены шли с нашими одновременно, стартовав с уходом Франко.

Наша беда в том, что мы не смогли эти перемены осмыслить, не смогли пожить в новой культурно-психологической среде. Не произошло естественной адаптации русского народа к новым ритмам, стилям, скоростям. Перестройка в направлении  технократического общества стартовала, но не была завершена органичными изменениям в сознании и психологии. В свое время с помощью классической традиции, искусственно законсервированной Сталиным, русский народ сумел пережить геноцид своего образованного слоя, сумел пережить трагедию революции и войны, сохранил культурные коды, стереотип поведения. В конце восьмидесятых, в девяностые годы подобной спасительной оболочки более не оставалось, и под ударами новых соблазнов и абсолютизированного представления о том, что “мы отстали навсегда”, прежние идеальные конструкции рухнули, а новые не успели возникнуть и закрепиться в сознании. Прежняя русская душа, та самая “загадочная русская душа”  исчезла, замены не появилось. И именно в этом – суть сегодняшней  трагедии русского народа.  Массовое обнищание, потеря знаний, чудовищный телеэкран и порнокультура – все это внесло в трагедию свой вклад, но сей вклад не был решающим. Если бы русский народ к середине восьмидесятых ощущал бы себя культурно и психологически единой общностью, все эти негативные воздействия, уверен,  удалось бы преодолеть.

Получается, что опять виновата во всем советская власть…

И да, и нет. Да – потому что народ был погружен в искусственную идеологию, народное сознание не могло развиваться в ней органично. Нет – потому что советская власть совершенно не планировала роспуска Советского Союза в декабре 1991 г, она планировала существовать практически вечно, и для этой цели создавалась новая историческая общность – советский народ. То, что называлось советским народом – не химера, это действительно был частично сформировавшийся полноценный суперэтнос, в котором общего между русским и киргизом, между украинцем и таджиком было больше, чем различий.

Народ русский был при этом главным донором не только экономики СССР, но и генезиса советского народа. Он в большей степени отказался от национального взамен интернационального, нежели другие, поэтому после 1991 года он не смог, в отличие от других,  восстановится. В свое время русский народ в большей степени посвятил себя новому технократическому обществу, идеи прогресса еще в пятидесятые-шестидесятые годы убили в нем традицию, чего нельзя сказать о других народах СССР.

Поэтому на фоне полноценного и согласного национального возрождения, скажем, в западных областях Украины или в Азербайджане, у нас ни возрождением, ни согласием даже не пахнет.

Но в то же время в русском народе должен был, я надеюсь, сохраниться потенциал для завершения той самой “технологической трансформации”, для переноса своей возрожденной национальной сущности в новый век. Может быть, еще не поздно, не все нити, не все “связи времен” порваны, и при определенных условиях это произойдет. В отличие, скажем, от уже упоминавшихся украинских “западенцев”, которые в новые времена вряд ли впишутся, навеки оставаясь носителями местечковой традиции и вековых предрассудков.

Звучит обнадеживающе для русского народа, который сегодня едва ли не все спешат похоронить. Однако негативные изменения последних десятилетий действительно чудовищны, они убивают надежду. Насколько, на твой взгляд, эти изменения обратимы?

Если честно – не знаю. И, наверное, этого не знает никто, поскольку процессы, протекающие в сознании людей, невозможно ни измерить, ни формализовано смоделировать.

Самое страшное, что происходит с народом – это самоистребление привычки к труду. Миллионы здоровых соотечественников убивают месяцы и годы у телеэкрана, с утра сосут пиво, в лучшем случае коротают часы трудовой деятельности охранниками. Более “усидчивые” и согласные на ограничения, налагаемые службой, идут в менты или в низовое чиновничество – благо, нынешняя власть постоянно расширяет штаты последних, свою социальную базу…

Уровень массовой квалификации стремительно деградирует, на немногих действующих заводах трудятся либо женщины, либо иммигранты, “техническим верхом” для среднего русского мужчины сегодня является не работа, скажем, на авиационном заводе, а починка иномарок в средненьком автосервисе. В желании отказаться от физического и промышленного труда наш народ в целом верно следует тенденциям постиндустриального века, в котором этот труд должен быть сведен до минимума, однако взамен физического труда он ничего в себе не развивает. Не развивает и не будет развивать, поскольку пока у него есть ТВ и дешевое пиво, можно, не задумываясь о высоком, вести биологическое существование.

Относительное трудовое рвение начинает проявляться лишь с уровня “среднего класса”, у которого и запросы повыше, и разборчивость. “Офисному планктону”, обслуживающему чиновничество и крупный бизнес, и пиво уже не “Клинское” подавай, и ежегодный отдых в аккуратной и обустроенной загранице обеспечь. Надо же им отдохнуть от чумазой России! Почему-то власти не противятся подобному антипатриотичному поведению, и наш МИД с упорством, достойным лучшего применения, уже который год добивается безвизового сообщения с обустроенной Европой!

Но все это – имитация труда. Все, кто может и хочет работать по-настоящему, обретаются в найденных не без труда единичных кластерах серьезной профессиональной деятельности, либо покинули Россию. В крупнейшем промышленном центре Германии Аугсбурге 15% населения говорят по-русски, и в большинстве своем эти эмигранты – люди рабочих и инженерных профессий, своим квалифицированным трудом создающие славу продукции лучших немецких марок. Те, кто не решился на отъезд, кто остался здесь  – тихо спиваются в своем большинстве.

Поэтому первое и абсолютное условие возрождения народа русского – возобновление привычки к труду, любви к труду.  Как писал Брюсов: “Единое счастье – работа,// В полях, за станком, за столом,//  Работа до жаркого пота,// Работа без лишнего счета,// – Часы за упорным трудом”.

Второе условие – научиться добиваться позитивного результата труда. Результата не в виде лишнего ящика пива, лишней недели турецко-египетского пляжного отдыха или “крутой тачки”, а более существенного и значимого для человека. Например, в виде полноценного собственного дома. Не квартиры-клетушки или дачи, куда три часа добираться по пробкам, а фундаментального и комфортного жилья в удобной для жизни и работы среде. Понимаю, что в России подобного сегодня не сыскать даже на Рублевке, но, рано или поздно, искать и находить придется. Обустройство, по-видимому,  является важнейшей из социальных мотиваций человека, поэтому страна, которая не сможет предоставить для него всей полноты возможностей, обречена постоянно дарить загранице своих лучших сограждан.

Условие третье – восстановить трезвый и ответственный взгляд на мир, трезвое и ответственное понимание своей страны, ее истории, ее проблем. И вот это, я боюсь, будет для нас сложнее всего.

Думаешь, что борьба с фальсификаторами истории поможет?

Поможет не борьба с фальсификаторами, а с условиями, создающими желание фальсифицировать и историю, и вообще знания об обществе, о мире. Этим недугом – недугом конструирования искусственного, вымышленного мира, адаптацией к нему исторического знания и религии – поражено у нас полстраны. А может быть, и большая ее часть.

Здесь, как говорится, требуются разъяснения. Одна из моделей распределения людей в социуме может быть построена в критериях деловитости, работоспособности и отношения к миру.

Попробуем это проиллюстрировать… По горизонтальной оси пытаемся отразить отношение к миру. В отрицательной области это отношение называется цинизмом, в положительной – романтизмом, простодушием, как угодно еще называйте. Циник окружающий мир не любит, пытается отгородиться от него, не отождествлять себя с ним. Для кого-то – это просто защитная реакция, для кого-то – философия жизни. Напротив, простодушие, романтизм – это противоположный тип отношения к миру.

Теперь о второй группе критериев. По вертикальной оси в положительной зоне имеем деловитость, жизненную активность, предпринимательские качества. В отрицательной зоне – имеем антоним всему этому, то есть иждивенчество, профессиональную и социальную пассивность.

Так вот, большая часть нашего общества, не менее восьмидесяти процентов, на мой взгляд, на этом графике попадают в третий и четвертый квадранты. Тридцать процентов в третий квадрант – цинизм и иждивенчество, пятьдесят процентов -в четвертый квадрант, романтизм и иждивенчество, простодушие и иждивенчество.

В первом квадранте, где романтизм и трудолюбие, сегодня у нас не более десяти, от силы – пятнадцати процентов населения. Раньше было поболее, но именно отсюда за последние десятилетие происходил основной поток трудовой эмиграции – ученых, инженеров, квалифицированных рабочих… просто приветливых, крепких, трудолюбивых людей. Именно их дефицит, их физическое отсутствие в сегодняшнем обществе формирует его унылый, мрачный вид, без энтузиазма и перспектив.

Во втором квадранте у нас живут работоспособные циники. Их тоже процентов десять, возможно, даже и меньше.  Это – крупные предприниматели, топ-менеджеры, большая часть федеральных и региональных чиновников, в том числе на крупных должностях, заработанных не мздой, а службой. Политические и административные животные, как сейчас принято говорить.

Третий квадрант, о нем уже говорили – циничные иждивенцы. Их у нас не менее тридцати процентов. Это мелкие и средние чиновники, служащие исключительно за  привилегии и мзду, то есть без “животной” страсти к политике и власти, это “офисный планктон”, это, увы, и большая часть правоохранителей. И, конечно, же, у самой нижней грани, где значения цинизма и иждивенчества достигают своего предела, пребывает российский гопник. Современный гопник давно вышел из эргегора шпаны или фанатских банд, он обрел массовость, сделался позорным символом страны, типажом, по которому Россию сегодня узнают на международных курортах, в аэропортах, отелях, в интернете…

Пожалуй, лучшую характеристику это типажа дал в “Окаянных днях” Бунин: “Шинель внакидку, картуз на затылок. Широкий, коротконогий. Спокойно-нахален, жрет и от времени до времени, задает вопросы и не единому ответу не верит, во всем подозревает брехню. И физически больно от отвращения к нему, к его толстым ляжкам в толстом зимнем хаки, к телячьим ресницам, к молоку от нажеванных подсолнухов на молодых, животно-первобытных губах”. За исключением деталей одежды, за девяносто лет ничего не изменилось. Предельный цинизм и презрение к любого рода некорыстной деятельности как к проклятию, как к “западлу”.

И, наконец, четвертый квадрант с “романтическими и простодушными иждивенцами”. Их у нас – половина населения, представленная, в основном, людьми советского поколения, привыкшими каждый день ходить на работу, слушаться начальство и планировать жизнь на десятилетия вперед. Не думая, так сказать, “о секундах свысока”. В прежние времена эти люди не образовывали золотого фонда, но составляли золотую середину, обеспечивавшую советской системе ее устойчивость. Правда, они же одновременно и препятствовали переменам, хотя и не фатально – ими всего лишь нужно было грамотно руководить, готовить… Сегодня эта когорта активно пополняется инфантильной молодежью – той, которая за неимением полноценной, ответственной работы и социальных перспектив предпочитает жить в атмосфере мифов, в свои 30-40 лет оставаясь с мировоззрением шестнадцатилетних.

С которыми уж точно никто не работает…

Совершенно справедливо. С гопниками работают –  все  квазимолодежные движения занимаются как раз тем, что предлагают этому типу молодежи проехать с ними один этаж социального лифта – из чистых, природных гопников в низовое чиновничество. Только один этаж, все в пределах нашего третьего квадранта, если запомнили. А вот с “романтиками-иждивенцами” никто не работает, в результате является на свет фантастическая мифология. Тут и Россия-невеста, распятая “кровавыми хазарами”, и “магия древних славян”, сокрушающая “атлантистов”, и “пятая империя”, и союзы всевозможные русско-китайские, русско-исламские…

Но при всей претензии этих идей на вселенскость, это – не космизм, поскольку их источник – не знание, аккумулированное в процессе общего и открытого, как космос,  пути,  в процессе общей работы, в совместности, как говорил наш замечательный философ Мамардашвили, а исключительно догмат, результат кристаллизации массовых представлений вокруг тех или иных догматических зерен.

Представители этого человеческого типа искренне и остро не примелют окружающую их современную реальность. Большая часть таких людей – а их, я повторю, по моей оценке – половина населения страны – носит все это внутри себя, ведя скромное и в известной степени замкнутое существование. Наиболее радикальные ненавидят и вмещающую их страну, стараясь лишний раз не называть ее Россией, поскольку идеальный и фантастический образ “истинной России” они лелеют и боготворят где-то внутри себя. Истинная Россия для них – это либо укрывшийся за спасительным туманом времени линкор под красным флагом, либо сказочный Китеж, спасшийся в иной реальности. В сознании у весьма многих легендарная беззаветность строителей коммунизма соседствует с просветленностью “Лета Господнего”, а вдохновенность революционных гимнов –  с ангельским пением. Эта фантастическая, сказочная Россия априорно беззащитна и уязвима, она, непорочная и непротивленная, не в силах противостоять жадным, грязным и беспощадным атакам черных сил, жаждущих ее полного истребления, но после каждой из них она все равно продолжает жить, чтобы вновь терпеть и страдать от этих черных атак, множащихся в столетиях… В этом выдуманном мире Россия, как вечная невеста, никогда никого не могла обидеть, не могла действовать, опираясь на прагматичный расчет и интерес, все ее военные и гражданские успехи были обязательно жертвами, даже наша невиданная в мире территориальная экспансия представляется добровольной жертвой во имя других народов.

Мне кажется, ты преувеличиваешь, людей подобного типа не пятьдесят процентов, их значительно меньше.  Радикальное православие, радикальное славянство – да, все это существует у нас, но в значительно более скромных масштабах.

Радикалы, всевозможные активисты – это верхушка айсберга, их немного. Данное явление действительно напоминает айсберг, у которого большая часть скрыта под водой. Основной массив составляют гармоничные, добрые, спокойные и скромные люди, трудящиеся за так называемую “среднюю зарплату”. Тягловое население. Именно с этого тяглового населения кормятся местные мелкие предприниматели, сбывая просроченные продукты, с него же начинается и основной поток взяток – коммунальщикам, муниципальным чиновникам, врачам, поборов за детские сады, за школы…

В отличие от гопников, эти люди нециничны, следовательно, они не могут нарочито дистанцировать себя от окружающих их проблем, на все наплевать, на все “забить”. Большинство из них будут страдать тихо и незаметно, но на выборах, за неумением и нежеланием персонифицировать свой протест, почти все они проголосуют за того, на кого укажет власть.

Этих людей роднит то, что в той или иной степени они не чувствуют страну, в которой они живут, своей. И при этом не прилагают усилий к изменению своего социального статуса, не пытаются поменять место работы, место проживания. А отсутствие жизненного прогресса и перспектив компенсируют уходом в миф.

Образ России, не созданной для мира жестокости и чистогана и потому с самого своего рождения обреченной на вечные страдания, точно и полно соотносится с собственным мироощущением этого слоя людей. Для них и страна – вечная жертва, и сами они в полной мере смирились с ролью жертвы, покорно ожидающей очередных негативных перемен. Не удивляйтесь, но у нас не тысячи – сотни тысяч, миллионы людей абсолютно убеждены, что Горбачев и Ельцин получали по прямому проводу инструкции из Вашингтона и Тель-Авива, и что уже давно согласовано, что в ближайшие десятилетия центральная Россия через Прибалтику и Афганистан будет оккупирована армией США, а на Дальний Восток войдет Китай.  Они абсолютно убеждены в истинности этого знания и спокойно живут с предощущением очередного краха своей страны. При этом их идеальной, архетипической, предвечной России никакого краха не грозит, ее образ будет жить с ними всегда…

Опять же не могу полностью с тобой согласиться. Все отмечают рост в стране достаточно жесткого национализма, то есть реального, осознанного противодействия. Многие вообще предсказывают, что как только нынешняя власть ослабнет, в России установится “фашистская диктатура”.

Жесткие националисты, “русские фашисты”, равно как и противостоящие им “антифа” – безусловно люди действия, поэтому место этим ребятам во втором квадранте, в который мы поместили работоспособных циников. Среди них также есть небольшая прослойка идеалистов из первого квадранта, в котором у нас живут работоспособные романтики.

Я же веду сейчас речь о четвертом квадранте “романтиков-иждивенцев”, к которому, как я уже говорил, принадлежит не менее половины нашего населения. Дело не в моральной оценке, сейчас меня интересует лишь один вопрос – насколько готово наше общество к переменам? Так вот, тридцать процентов паразитов и гопников и пятьдесят процентов “людей мифа” – пока что слишком тяжелая нагрузка для любых перемен.

Этот огромный, на полнации, массив идеалистов и нестяжателей беззлобен и мне лично вполне симпатичен. Однако он полностью лишен воли и желания ко всякому действию, суть которого состоит в признании через необходимость преобразования объективной ценности данного нам мира. У них же вместо этого признания – разной степени и глубины вера в миф.

Признание красоты и самоценности мира означает также и признание человеческой свободы как лучшего инструмента для устроения земных дел на пути к познанию Бога и совершенствованию человеческой природы. Но тот, кто отрицает для себя возможность встретить Бога в своих земных делах, лишает себя и свободы, и будущего. Он будет мучительно нести бремя страдальца в мире, который для него безраздельно заполнен предательством, пороком и чистоганом, и уже никогда, никогда  не сможет реализовать потенциал своей гармоничной, светлой личности.

Ты говорил, что в советское время эти люди были “управляемы”, поэтому их жизнь была осмысленной и приносила пользу. Может быть, стоит вернуться к подобному опыту?

Ничего не получится. Людьми можно управлять, будучи честным по отношению к ним в своих планах, это слишком чувствительная сфера, несовместимая с ложью. Пока советская элита верила в коммунистическое будущее, совпадавшее с архетипом этих людей, все шло достаточно ладно. И самое замечательное – что у многих родителей из четвертого квадранта дети выходили в первый квадрант, который есть самый важный для развития общества, и в котором у нас сегодня – практически никого.

Владимир Путин, когда восстанавливал административную вертикаль, возрождал спецслужбы и возвращался к советской символике, безусловно, хотел опираться на поддержку этой огромной массы соотечественников. Но ничего не вышло. Оставшийся прежним культурно-психологический код этих людей не повелся на внешние символы, а все попытки его заменить, привить национальную идею и прочее в этом роде – все потерпело крах. На выборах эти люди по-прежнему голосуют за власть, но они никогда не пойдут за властью во имя каких-либо перемен. не будут участвовать ни в “последнем броске на юг”, ни в “модернизации”.

Что же они будут делать?

Просто будут тихо жить в ожидании американской оккупации или конца времен.

Среди них много по-настоящему верующих людей. Неужели, по-твоему, и они опустят руки?

К сожалению, да. Все попытки создать “православное предпринимательство”, “православное чиновничество” и так далее – провалились.

Проблема не в православии, а в нынешних православных. Если люди априорно признают поражение России от “сил зла”, затворяются в собственной несвободе, в неверии в возможность встретить Бога на земле, если  они убеждены, что человеческий свободный выбор обязательно должен оказаться порочным, – то это, простите, есть ни что иное, как возвращение из христианской традиции в ветхозаветную матрицу, то есть в иудаизм или ислам. О чем многие из этих воцерковленных людей, к сожалению, совершенно не догадываются.

Современный мир для этих простодушных, но слабых людей невыносим и ненавистен, он заслуживает наказания и насильственного привидения к почти что стерильной чистоте. Перед концом времен ожидается фантастическое избавление России от олигархов, оккупантов, китайцев вкупе с бесами шоу-бизнеса и телевидения.  Только вот эсхатология подобного избавления представляется не совсем христианской, поскольку его источником должна будет стать фантастическая земная личность, вариантов выбора которой немного. Если не брать в расчет очередного “вождя материалистов”, которым, кстати, вполне способен явиться неязыческий лидер, то у этой фантастической личности  может быть только два имени – Мошиах или Махди. Таким образом, из христианства мы перемещаемся в иудаизм или ислам.

И это отнюдь не логические спекуляции. Уже сегодня, на наших глазах, наиболее радикальная часть русского православия начинает тяготеть к исламу. Да и так называемое “ожидовление” православной церкви происходит вовсе не “из-за священников-евреев”, как у нас почему-то принято считать, а из-за того, что ветхозаветная матрица все отчетливее проступает в сознании мирян.

Наверное, пора делать выводы. Итак, ты утверждаешь, что современное российское общество неспособно двигаться вперед. Это очень серьезный вывод, правильно ли я понимаю?

Да. Ни у одной из ведущих социальных групп России сегодня нет образа будущего. Позитивного и реалистичного образа будущего, а не антиутопий в духе “Метро-34” или  гипотетической “православной империи”, держащей в страхе и трепете весь остальной мир.

В свое время мне попалась на глаза футуристическая дореволюционная открытка с изображением Лубянской площади в Москве. В небе – дирижабли, на высоченных эстакадах – скоростные поезда. И с левой стороны Моховой – многоэтажное здание с огромными арками – в точности такое же, как появившийся спустя полвека “Детский Мир”. Известно, что те или иные человеческие представления о будущем рано или поздно материализуется, но здесь мы видим, что могут материализоваться и совершенно конкретные формы. Конечно, скептики мне возразят, что, возможно, архитектор Душкин также видел эту открытку, и никакой мистики во всем этом нет, но разве здравые идеи, однажды рожденные, не могут продолжить свое бытие за пределами жизненного круга своего автора? Если авторское видение будущего позитивно и гармонично, то разве оно не может не может влиться в некий разумный надчеловеческий процесс, обрести собственное бытие в ноосфере, чтобы спустя время, через дела других людей, найти свое земное воплощение?

Дело, конечно, не в “Детском мире” и не в других уважаемых зданиях, поднявшихся поблизости. Мы живем исключительно настоящим, не видим будущего, не хотим его узнать и приблизить. Ни государство, ни искусство, ни церковь, ни народ. Кто-то хочет назад в допетровскую Русь, кто-то – в буржуазный девятьсот тринадцатый год, кто-то – в годы восемнадцатый или тридцать седьмой, чтобы мочить всех несогласных, для кого-то любезны другие прошедшие эпохи… Но о Будущем у нас не мечтает никто!

Есть официальный лозунг “Россия, вперед!”, есть государственная идея модернизации, есть бредовое предложение сделать русской национальной идеей футбол, есть старые и новые мифы – однако никто не видит себя в состоянии перемен, никто не имеет возможности эти перемены совершить. Огромная часть социума как отрезанный ломоть, ведет бездеятельный, паразитический образ жизни. Для другой части, на которую, казалось бы, стоило бы опереться – практическое будущее наглухо закрыто мифом.

Вместо реалистичной сверхзадачи – набор на скорую руку подобранных лозунгов. Вместо напряженного, повседневного труда – поиск виновников. Для элиты главный виновник – неряшливый, бездеятельный народ, для народа виновник – продажная элита.

Наконец, самое тревожное – это то, что у нас, равно как и на Западе, завершается, замыкается двухтысячелетний круг развития христианской человеческой свободы. Отсюда очень велик риск, что предстоящие глобальные перемены мы встретим не просто экономически и политически ослабленными, но и без собственного мировоззрения.

Все мы сильно привязаны к нашему прошлому и чрезвычайно сильно – к настоящему. У будущего же нет ни адептов, ни защитников.

Что ж, не будем спорить, хотя многие вещи, сформулированные тобой, для меня не очевидны. Если отталкиваться от твоей позиции – каков тогда прогноз для России? К чему нам готовится?

Как ни парадоксально это будет звучать после всего сказанного – ни к чему особенному. За исключением дальнейшего усиления бюрократической “вертикали”, которое будет идти семимильными шагами под разговоры об угрозе “русского фашизма” и “экстремизма”.

Я решительно отказываюсь делать предсказания в контексте личностей будущих руководителей России или о возможных вариациях, коррекциях нынешнего политического курса. В ближайшую четверть века нам предстоит жить в условиях господства силовой бюрократии и сужающейся олигархической прослойки. Думаю также, что весьма живое и острое на сегодня противостояние режиму остатков либеральной интеллигенции и предпринимателей – так называемой “Другой России” – вскоре утратит остроту и, возможно,  даже сойдет на нет. Причина – все убедятся, что в отсутствии разделяемого большинством образа будущего и в условиях принципиальной невозможности для ведущих общественных сил что-либо изменить, сохранение сложившегося статус-кво оптимально.

На предстоящие десятилетия протестное движение сожмется, однако станет более действенным и жестким. Весьма вероятно, что нам придется стать свидетелями революционного террора, именно так! В условиях застоя из пассионарного меньшинства – а это, если помнишь, первый квадрант дееспособных “романтиков”,  – уже весьма скоро сформируется полноценное подполье, возникнут боевые организации. Острие террора будет прицельно направлено против правящей элиты, новые бомбисты будут пользоваться неафишируемой широкой поддержкой, однако изменить систему они не смогут.

Также в подполье и полуподполье будут пребывать и группы, ратующие на национальное и территориальное обособление. Общность подпольной судьбы будет приводить к неожиданным коллизиям и союзам. Подобно тому, как в свое время черносотенная газета “Земщина” делила одно подполье с большевистской “Правдой”.

Я не знал о подобном соседстве, однако, если это так, то оно явно имело последствия.

Да, это так, и последствия имелись, тем более, что в идеях черносотенцев было немало разумного. Во всяком случае, за национальное обособление русского народа они не выступали. Не исключено, что Молотов, выпускавший “Правду” в 1912 году,  кое-что перенял от подобного соседства, что затем неплохо сработало в эпоху Тегерана и Ялты. Биограф «второго лица» СССР Феликс Чуев писал, что когда в разговорах с Молотовым речь заходила о черносотенцах, то тот весело подмигивал правым глазом.

Но нынешние борцы с режимом – не чета прежним. Без позитивного образа будущего никто из них не сможет взять верх! Напротив, совершенствуя технологии сыска и репрессий, власти смогут максимально укрепить и расширить контроль за обществом. И абсолютное большинство общества отнесется к этому совершенно спокойно, если не сказать одобрительно.

Также можно достаточно уверенно предсказать скорое завершение в России крупного частного предпринимательства. Все активы, более или менее способные генерировать устойчивые денежные потоки, перейдут в ведение госкорпораций или так называемых “Объединенных компаний…” под фактическим патронажем крупных чиновных персоналий. Подобная метаморфоза совершенно не повлияет на производительность труда, на положение низовых работяг, однако за счет лучшего перестроения или “построения” менеджерского звена и упорядочивания хищений она в целом будет встречена положительно. Наиболее зримо скорое огосударствление проявится в сельском хозяйстве, где уже в ближайшие годы можно ожидать схлопывания разросшейся за последние 15 лет прослойки отечественных лендлордов. Очень скоро наши газеты запестрят разоблачениями барских утех аграрных капиталистов, на них, как на самых недалеких и самых развращенных из правящего слоя, постараются спустить всех собак,  взвалить основную вину за всеохватывающие произвол, коррупцию, грязь, пошлость. Занимающие миллионы гектаров лучших земель агрохолдинги перестанут управляться дуумвиратами собственников и чиновников, останутся только чиновники, а народу будет казаться, что вернулись старые добрые совхозы.

Дольше всех продержатся олигархи из нынешнего “короткого списка”. Их активы будут переходить под контроль чиновничьей корпорации либо по факту невозврата кредитов госбанков, либо по мере старения и удаления от дел нынешних хозяев. Через 15-20 лет все фонды в нефтяной промышленности, металлургии, в энергетике, химии и лесной отрасли будут под контролем государства, сиречь чиновного класса.

Мелкое предпринимательство будет выживать лишь в действительно малом бизнесе, в сфере обслуживания, и в немногочисленных высокотехнологичных сферах – для удобства держателей знаний. И, пожалуй, все.

Я уже сравнивал нынешнее государство с фуллереном. Выстроенная за последние десять лет “вертикаль власти” – это надежная, как старая “Волга”, как автомат Калашникова, машина, которая прослужит еще не одно десятилетие. Российская Федерация в своем нынешнем виде безусловно устоит, другое дело, что развития у страны не будет. Не будет не потому, что конструкторы этой “властной вертикали” в чем-то ошиблись, а потому, что ни элиты, ни народ не могут не только реализовать своих долгосрочных целей, но не в состоянии их даже сформулировать.

Мой прогноз – ни в 2012 году, ни в 2020 году ничего страшного со страной не случится. А вот к 2040, к 2050 году, на условном рубеже которых мы ожидаем радикальной смены модели западной цивилизации, подобная ветхая Россия начнет рассыпаться. Новый строй Запада – технократический социализм – с отлаженной четкой иерархией, функциональным контролем за человеком, заточенностью на управляемые инновации, с бонусами в виде десятилетий продленной жизни и, в довершении всего, с переходом от выхолощенного христианства на модернизированный неоислам – этот новый строй не оставит российской элите никаких шансов на интеграцию или мирное сосуществование. Отсутствие будущего для нашего феодального общества станет очевидным, забродят и “новые дворяне”, и плебс. При этом вспышки любых нетривиальных идей – национальных ли, религиозных, этических – начнут взрывать и разрывать страну. Защищать ее строй, ее территориальное единство окажется некому: “верхи” не смогут, “низы” не захотят.

И что же тогда?

Централизованная власть рухнет. Страна начнет распадаться сперва по макрорегионам, затем – по национальным и квазинациональным границам. Дальний Восток, Поволжье, Ингерманляндия… Наши территории и оставшиеся ресурсы, неинтересные высокотехнократичному Западу, окажутся привлекательными для менее развитых соседей. Со времен Хрущева мы традиционно ждем удара со стороны Китая, а вторжение вполне может последовать со стороны Центральной Азии. К середине века там практически не останется воды, и у миллионов тамошних жителей не будет выбора кроме как умереть или двинутся в Казахстан и Сибирь.

Из-за хаоса в срединной части России окраинные регионы – от Дальнего Востока до западных областей  – попытаются отложиться к более сильным соседям. Однако те согласятся принять их под свой зонтик лишь формально, используя в качестве буфера, заслона от бурлящего и клокочущего в центре Евразии “дикого поля”. Полноценная интеграция в “западный социализм” для нас исключена. От нашего неустроенного и опасного пространства будет шарахаться, как от проклятья.

 

Хорошо, но насколько я помню, “технократический социализм” Запада, о котором ты писал и говорил ранее, далеко не симпатичен. Быть может, жизнь в неофеодальной России, если использовать твою терминологию, будет привлекательнее, чем в новом западном ГУЛАГе? Тогда у людей хватит разума не способствовать распаду пусть плохого, но все-таки родного и единственно приемлемого для них государства…

Нет, не думаю. Накопленная разность потенциалов будет слишком большой, чтобы наш безнадежно отставший к тому времени строй мог представлять для людей хоть какую-то ценность.

Разницу в нашу пользу оценят только маргиналы – у нас они будут умирать своим чередом под забором, там же таких будут гуманно умерщвлять из санитарных соображений. Для всех остальных западный социализм будет привлекателен хотя бы потому, что любому деятельному индивидууму он даст реальную возможность продлить здоровую и наполненную определенным смыслом жизнь. Поверьте, дополнительные гарантированные десятилетия продленной жизни – это мегастимул, ради которого большинству будет наплевать на регламентацию, контроль, на чипы в башке… Добавьте к этому развитие сферы и чувственных, и интеллектуальных удовольствий, причем отнюдь не похабных – и вот вам картина рукотворного “царства божия”. Не к нему ли всегда стремилось человечество, и вот теперь ключи от жизни, которые раньше были в руках у Бога, – в его, лучшей части человечества, руках! 

Приплюсуйте сюда феноменальный прогресс науки и технологий, когда для производства жизненных благ уже почти не будет нужен живой труд, а когнитивная энергия социума сможет быть направлена на совершенствование человеческого тела и, быть может, отдельных элементов человеческой души. Когда, возможно,  не станет маньяков, злодеев… Противостоять такому рукотворному “раю” будет, я думаю, весьма и весьма затруднительно.

Да, когда иссякнет спрос на сырье и продукцию старого мира – целые страны и континенты с их прежними моделями жизни лишатся средств к существованию, станут территориями упадка, болезней, депопуляции. Стабильности там не будет точно, и для России исключений никто делать не станет.

Но если платой за этот “рай” является поголовное чипирование, то, уверен, найдутся несогласные, и их будут миллионы. Лично для меня такая модель – прямое воплощение ГУЛАГА.

О несогласных мы еще поговорим. А про ГУЛАГ, будь уверен, никто не подумает. Во-первых, в новое общество по-настоящему позволят войти лишь тем, кто к нему осознанно стремится. Остальные спокойно умрут в свои 70-80 лет, и о них забудут. Во-вторых,  особенно въедливым объяснят, что в и в прежнем Раю, о котором писали в старых книжках – тоже предусматривалась строгая иерархия, чины были ангельские, куда ж без порядка..  Воплощением бога объявят новые технологии, продляющие жизнь, вот почему  религия с Сыном Божьим станет не нужна.  А ислам, в котором прежде воплощения не было, но теперь модернизированный и дополненный “божьим воплощением” через бионауку, станет не просто новой религией, но и глобальным мировоззрением.

На последнем я хотел бы остановиться более подробно. Когда я писал про исламизацию западного мира, я вовсе не имел в виду, что его элиты падут под напором растущей мусульманской диаспоры. Что марсельские арабы захватят власть в Париже.  Или что на улицах Лондона или Нью-Йорка яппи начнут совершать намаз. Архаичной исламской обрядовости не будет, Коран перепишут, уберут арабскую топонимику и шариат, оставят свод этических принципов иерархичности и послушания, дополнят моралью “деланья позитива”. Если к тому времени наука проникнет в структуру мысли, памяти, обнаружит эоны информации, которые мы сегодня наивно зовем “торсионными полями”, и взамен физической смерти сможет предложить некий “переход в нирвану” – то вот вам и рай, и оправдание регламентации земного пути, оправдание все того же “чипирования”. Наконец, все достижения нового строя объявят “высшей милостью”, во имя которой его топовые фигуры, небожители социальной пирамиды,  вступают в союз с “горним миром”, заглядывают в пространства и измерения, недоступные для остальных. Остальные люди, даже сверхобразованные и сверкритичные, будут видеть, что это так, и им придется в это поверить.

 

Хорошо, но это уже будет не ислам, а какая-то сайентология…

Синтетическая религия технократического социализма Запада будет выстроена на исламской основе, в этом я убежден.  В христианстве, сколь его не перелицовывай, все равно остается человеческая личная свобода. Христианин общается с Богом без посредников, точнее, единственный посредник – Сын Божий, Он же ипостась самого Бога Живаго. Сохраняя это общение, христианин всегда свободен, под каким бы земным гнетом, в каком бы застенке  он ни находился.

Христианская человеческая свобода создала классическую европейскую культуру и промышленную цивилизацию, но она же становится непреодолимой преградой на пути к строю, где должны быть введены реальные ограничения. Ограничения на выбор рода деятельности, на свободное пользование социальным лифтом, на поведение, на “вредные привычки”, на открытое выражение эмоций, ограничение на свободное деторождение во имя евгенической селекции и “улучшения природы” человека… Под подобную задачу можно было придумать новую религию, но это будет неубедительно, заработает не сразу, а может и не заработать вовсе.  Лучше обратиться к имеющимся, к тем, где регулятивная функция развита сильней всего, а это ислам и иудаизм. По известным причинам иудаизм никогда не станет религией большинства, поэтому выбор ислама, который в рамках содержащейся в нем концепции “прогрессирующего откровения” можно примерить и с иудаизмом, и с христианством, вполне предопределен.

К тому же ислам – это единственная на сегодня религия, которая остро нуждается в максимально возможной экспансии для преодоления существующего внутреннего раздора. Для того чтобы мусульмане, сегодня с неистовостью терзающие друг друга в Ираке, освободились от тенет вражды, они должны разделить общий успех, эмоционально приняв и приветствуя беспрецедентное расширение своей уммы. А примирение с Западом, пусть даже на положении жалкого сырьевого придатка, будет для них почетным и желанным призом.

В силу этих причин исламизация Западной цивилизации представляется мне наиболее вероятным результатом ее духовной трансформации. Конечно, возможно построение иной религиозной основы с выраженными отношениями иерархичности и функциональности – от неоязычества до какой-либо технократической метафизики. Не знаю. Но христианства там точно не будет.

 

 

 

БЕСЕДА ТРЕТЬЯ

История и ноосфера: благословение или укрощение человеческой воли · Будет ли Природа помогать Антихристу · Трудный выбор Мирового разума · Крестьяне Горького против «сталинских школьников» · Новый взгляд на «мировое правительство» · Иерусалимский Храм и Великий Израиль · Последняя лампада · Сакральная важность слов

В двух предыдущих беседах тобой была нарисована достаточно безрадостная картина. Безрадостная как для России, так и для мира. Ты утверждаешь, что у сегодняшней России нет образа будущего, и это главная наша беда. Но ведь в равной степени нет образа будущего и у других цивилизаций, за исключением разве что китайской. Современная западная культура, почти полностью сместившаяся в сферу бессознательного или в параллельные миры, тому лучшее подтверждение. Если можно так выразиться, в по-настоящему светлое будущее сегодня никто не верит. Для России ты прогнозируешь несколько десятилетий застоя и коллапс во второй половине века, для Запада – социализм, похожий на концлагерь, для остального мира – концлагерь настоящий. Насколько подобное развитие предопределено? Ведь возможны неожиданные, непредсказуемые повороты истории, выход на арену совершенно новых сил, возможно чудо, в конце концов!

Конечно. Для чуда как внезапно явленной воли Творца нет пределов. Но всякий раз полагать для себя возможным чудесное спасение, ходить уверенным, что твои земные проблемы различимы и заметны там, в небесных чертогах – по меньшей мере самонадеянно и глупо.

Мое глубокое убеждение  в том, что вся история, все развитие человеческого общества есть не результат одного только физического воздействия человечества на земную среду, проявляющийся через землепашество, стройки, войны и так далее. Человеческая мысль, все человеческие идеи с момента своего возникновения каким-то пока непонятным нам образом взаимодействуют с ноосферой. В результате этого взаимодействия какие-то идеи отторгаются и умирают, другие – модифицируются, развиваются, и затем какая-то их часть получает возможность проявить себя в материальном мире.  Человеческая  история знает массу примеров, когда вопреки, казалось бы, всему ходу событий, всему здравому смыслу, на первый план вырывались носители сумасшедших идей, и эти сумасшедшие идеи, укоренившись, затем начинали определять будущее мира! Будто сама природа сначала спасала их носителей от гибели, а затем – не давала погибнуть росткам ими посеянных идей.

Объяснить это можно тем, что таким образом неведомый, но без сомнений существующий разум ноосферы пытается взаимодействовать с человечеством – единственной частью Природы, обладающей свободной и непредсказуемой волей. Когда человеческая деятельность приобретает масштабы геологической и биологической силы, непосредственно влияющей на состояние живой оболочки Земли – разум ноосферы должен пытаться восстанавливать равновесие. При этом он не ограничивается установлением текущих отрицательных обратных связей, он, похоже, в состоянии, предугадывая или даже зная будущее, отбирать, инкубировать и обеспечивать поддержку в развитии тем из человеческих идей, которые в обозримой перспективе способны привести к минимизации ущерба для ноосферы.

И я убежден, что влияние “ближней” ноосферы на человеческую деятельность происходит постоянно, в то время как вмешательство в историю действительно высших, божественных сил – явление исключительное, и полагаться на него неоправданно и самонадеянно.

История управляется ноосферой… Это что-то новенькое…

Ничуть. Историю всегда творят люди, но почему-то одни их начинания заходят в тупик, а воплощению других благоприятствуют и течения вод, и фазы Луны… В русско-японскую войну, когда Россия пыталась защитить свои притязания на северо-восточный Китай,  количество неудач просто зашкаливало, вырывалось за рамки любых статистических закономерностей, мы проигрывали даже там, где обязаны были взять верх… Пломбированный вагон в 1917 году имел миллион причин не доехать до Петрограда, но, вопреки всему, доехал. Гитлер в 1941 году располагал всем необходимым, чтобы взять Москву, а к концу 1942 года захватить Урал. Однако не взял, не захватил. Западная либеральная модель, зародившаяся в США, могла бы навеки остаться  эксцентричной новацией, если бы ее природные антагонисты в лице Британской и Японской империй, германского рейха и коммунистического СССР сумели, договорившись, закрыть ей доступ к мировым ресурсам. В 1939-1940 годах четыре нелиберальные державы вполне могли договориться и поделить мир, оставив США с носом, в состоянии вечной провинциальности. Однако если в результате этого “пакта четырех” развитие их последующих противоречий с неизбежностью привело бы к жесткой термоядерной войне, сгубившей бы Землю – то разве не могла быть “сверху” оказана точечная, но исключительно точная и результативная поддержка альтернативному американскому проекту? Благодаря победе которого мир вот уже шесть десятилетий обогащается, жрет, наслаждается, губит в извращениях – но вместе с тем не уничтожает себя в пламени глобальной войны!

То есть, по-твоему, для Природы прожигание ресурсов, парниковый эффект и прочие прелести современной цивилизации – добровольная, так сказать, жертва, которую она приносит, которую терпит во избежание большего зла – термоядерной войны?

Видимо так. Но из этого же и следует, что ноосфера рано или поздно попытается облегчить это бремя, эту безумную нагрузку, которую современное человечество возложило на Природу. “Поддержав”, в частности, те из человеческих идей, которые способны привести к снижению данной нагрузки. И вот здесь лично мне делается по-настоящему страшно: ведь если я рассуждаю хотя бы отчасти верно, то наиболее развитой, проработанной и подготовленной на сегодняшний день глобальной идеей такого рода является тот самый переход западной цивилизации к технократическому социализму с постепенным дрейфом остальной части мира в социальное небытие, вплоть до исчезновения, вымирания в результате голода, болезней и отсутствия всяких перспектив.

Подобные представления роднят твои взгляды с апокалипсическими пророчествами, предсказаниями воцарения Антихриста и скорого конца времен. Тогда получается, что ноосфера у тебя играет на стороне Антихриста? Но мы всегда исходили из разумности Природы, противопоставляя человеческую демоничность ее красоте и гармонии…

Все правильно, с позиций эсхатологии технократический социализм будет царством Антихриста. Самым что ни на есть настоящим царством Антихриста с чипами в головах, с тотальным контролем, чтением мыслей, управлением сознанием и сменой религиозной основы… Человеческая свобода как источник всех земных неурядиц ампутируется, неурядицы прекращаются, мир вступает в вечную эру гармонии и счастья. Ненужное население уходит навсегда, резко снижается нагрузка на планету, леса становятся зеленее, а вода- голубей. Для Природы, живущей по свои законам, подобное трансформирование человечества будет безусловным благом. Тогда почему бы ей, Природе, ноосфере, все это не поддержать?

Я хорошо понимаю твое недоумение. Мы ведь все, считая себя христианами, остаемся немного и язычниками, обожествляя Природу. Но Творец мира, Сын Его и Дух предвечны, Они над Природой. Природа имеет такой же тварный характер, как и человек. Ее духовность, ее разум шире и глубже человеческого – поскольку их носители не умирают, как умирают люди, но зато воля Природы пассивна, активная воля имеется только у людей. Я не утверждаю, а лишь предполагаю, что “поддерживаемый ноосферой” переход человечества к технократическому социализму есть объективно понятное стремление природных сил устранить человечество в качестве непредсказуемого раздражителя и агрессора, радикально изменив его сущность. Продление индивидуальной жизни сближает человека с вечной и неумирающей Природой, и на тот же самый результат будет работать ограничение, а в перспективе и устранение свободной человеческой воли.

Вот и получаем,  как видишь, торжество языческой гармонии в ожидающем нас “светлом” или не очень светлом будущем.

Выходит, что для ноосферы идеал человечества – лишение его свободной воли. А если задействовать теорию энтропии – то в пределе  окажется постепенное сведение человеческой деятельности к неорганическим формам. Тогда не проще ли Мировому разуму подтолкнуть нас к термоядерной войне и освободить от людей Землю раз и навсегда?

Абсолютно нет. Ноосфера противостоит энтропии, поэтому глобальной термоядерной войны нам, скорее всего, удастся избежать. Но она же стремится к глубокой и устойчивой иерархичности, становлению которой свободное человечество мешает. Отсюда ей комплиментарно то устойчивое состояние, к которому сейчас наметился переход – это когда члены элиты человечества, клуба “избранных из избранных”, обретя практическое бессмертие, станут сущностям горнего мира – ангелами ли, демонами ли – не знаю. Начнут общаться если не с Мировым разумом, то с мировым информационным полем, черпая оттуда знания и предвиденья. Остальным членам технократического общества достанется “узкий функционал”, и, подобно низшим “ангельским чинам”, они будут вести долгую и безболезненную жизнь на вспомогательных орбитах. Про тех же, кто останется за боротом, мы уже говорили, их не ждет ничего хорошего.

Думаю, что если Антихристу будет суждено войти в мир, то он войдет в него именно по этой лестнице. Кстати, Антихрист – не Дьявол, по всем книгам Антихрист – это человек.

Тогда в чем же замысел Бога? К чему тогда было создавать человека, опекая его взросление? Или Бог, как считают многие, да и у тебя это проскальзывало, настолько далек, что Ему, возможно,  нет дела до наших земных неурядиц и забот?

Бог видит и знает каждый наш шаг, это непреложный догмат не только в христианстве, но и во всех аврамистических религиях.  Пылинка, волос не упадут без Его воли. Но в то же время Он не ставит своей задачей контролировать нас, не пытается на нас и на наши поступки влиять. Во всяком случае, без абсолютной, без крайней надобности, в исключительных исторических ситуациях. Мы небезразличны Богу, но Он для того-то и наделил нас свободной волей, чтобы могли сами, своими усилиями к Нему приблизиться. Или, как принято говорить в православии, уподобиться.

Уподобиться предвечному Творцу или уподобиться вечной, тварной Природе – это наш свободный выбор. Ведь активное начало все равно за человеком. Ход современной истории таким, каким мы его сегодня имеем, определили не Природа, не ноосфера, а люди. Ноосфера подыгрывает определенным человеческим идеям, определенным начинаниям людей, пытаясь восстановить нарушенное людьми равновесие. И если это равновесие будет достигнуто через конструирование искусственного рая, через отрицание Бога Слова – Христа, то вот тебе и приход царства Антихриста, как написано в книгах. В то же время никто не мешает людям попытаться построить другую реальность. Реальность, в которой сохранится дорога к Богу, в которой союз человека с Богом сможет быть наполнен новым содержанием, переведен на новый уровень.

А как к этой альтернативной попытке отнесется ноосфера? Не помешает ли?

Уверен, что нет. Если сегодня ноосфера подыгрывает приходу строя, который с точки зрения христианина является царством Антихриста, то это не означает, что природа ноосферы – зло, что она заодно с Дьяволом и прочее. Природа, ноосфера изначально гармоничны и прекрасны, как все объекты Творения. Даже Дьявол, как известно, имеет добрую природу – как творение Бога он не мог быть создан злым. К сожалению, именно людские пороки, людские преступления дают Дьяволу работу. От которой, как мне кажется, он бы с радостью однажды отказался…

Если вернуться к альтернативе – я верю, что она существует, что она может состояться. И что Природа, весь этот “мыслящий  океан” ноосферы подыграют именно ей. Как, похоже, подыгрывали в свое время революции в России, которая за морем крови и преступлений несла в высшей степени разумное зерно – идею человеческого братства. Как подыгрывала в свое время возможному и очень перспективному союзу сталинского СССР и рузвельтовских США – который имел все основания из ситуационного, военного стать долгосрочным и политическим.

Америка в те годы была еще христианской страной, после 1929 года, после Кейнса либеральная идея вполне могла сойти с орбиты, раздувание пузыря потребления не являлось единственным вариантом развития. А Советский Союз, несмотря на законы от “трех колосках” и прочие ужасы тоталитаризма, обладал в те годы удивительной системой мотиваций – абсолютно некорыстной, с потрясающей и завораживающей энергетикой. Как такое получилось – объяснить невозможно, еще в двадцатые годы Горький с неподдельной злобой писал о “чорных и косных” русских крестьянах, образующих большинство русского народа, а спустя пятнадцать-двадцать лет мы видим уже феерическое, светоносное поколение “сталинских школьников”, творцов Победы и всех наших достижений вплоть до семидесятых годов.

Объединение этого великолепного духа, этого  прекрасного человеческого потенциала с американской технической и деловой культурой имело все основания быть успешным и определить на многие годы вперед новую геополитическую и социальную реальность на планете. Но не вышло, наши политические элиты оказались к такому союзу не готовыми, упустили шанс. Результат – благоприятствование “извне” было отключено. Советский строй стремительно начал деградировать, на место светоносного поколения вернулись персонажи мрачного горьковского эссе. Америка также не смогла стать страной, управляемой своим народом, к чему она в свое время искренне стремилась, сегодня реальная власть в ней принадлежит и теперь уже окончательно будет принадлежать тончайшей прослойке политический и финансовой аристократии. Америка также перестала быть и христианской страной… Хотя, в отличие от России, и Америка, и Запад в целом остаются в лучшем положении, их сегодняшние идеи комплиментарны интересам ноосферы, у них в большей степени все получается, им везет…

То есть мы снова выпали из союза с Мировым разумом?

А ты разве сам этого не наблюдаешь? Сегодня мы богаты, как не бывали никогда, но при этом совершенно не имеем в мире друзей. Даже наши позитивные начинания оказываются провальными, осмеиваются. Наших разведчиков, как мышей, ловят по всему миру, что выходит за рамки статистической закономерности. Мы призываем к многополярному миру, к человеколюбию –  но это никого не интересует. Они же цинично ведет дело  к миру не просто однополярному, а к мондиальному, к миру, в котором свет и блага будут лишь у избранных – и с каждым шагом они к нему ближе, их начинания доводятся до конца, оказываются успешными.

А Афганистан, Ирак? Невозможность нейтрализовать ядерную программу Ирана? Ведь все это – очевидные провалы Запада…

Эти темы – Афганистан, Ирак – лежат на поверхности, они легко доступны масс-медиа, поэтому  соответствующим неудачам придается слишком большое значение. На самом деле движение к будущему определяется процессами, закрытыми от глаз публики. Например, национализацией ипотечного бизнеса в США, адресным давлением на независимый финансовый бизнес, внедрением непостижимых по эффективности систем контроля за электронной перепиской, телефонными переговорами, видеораспознаванием людей по лицам в городских потоках! А также накоплением качественно новых научных результатов и технологий, о многих из которых мы даже не подозреваем.

В этих сферах у них все в порядке.

Накопились вопросы, и чтобы не распыляться, попрошу тебя давать предельно краткие ответы. О каком эссе Горького ты говорил?

Эссе называется “О русском крестьянстве”, опубликовал он его в Германии в начале двадцатых годов. Патриотам и интеллигентам, лелеющим образы “народа-богоносца”, такое лучше не читать. Да и почти не переиздавалась у нас эта вещь.  Наряду с прочим, Горький отмечал в ней крайнюю жестокость крестьянства как основной, коренной части русского народа, циничность и жестокость воспитания, даже жестокость, если не садизм детских сказок в их первозданном, неадаптированном звучании… И еще – бездуховность на фоне нарочитой, показной религиозности.

Наверное, там многое было написано верно, поскольку критики по существу этой более чем заметной и знаковой статьи я не встречал. Вся критика сводилась к обвинению Горького в дружбе с евреями, от которой-де и соответствующее отношение к народу русскому. Только вот и Горького, и тех “евреев” давно уже нет, а подмеченные им мрачные черты почему-то вновь начинают проявляться в народе в полную силу. Народ снова ходит в церковь, а на деле он бездуховен как никогда. А “сталинские школьники” в церковь не ходили, но духовность имели. Потому и стали совершенно другими людьми. Людьми, я уверен, понятыми, отмеченными и принятыми Богом, невзирая на свой, казалось бы, убежденный атеизм. Явившими пример того, как идея, принятая глубоко и искренне, может преобразить человека совершенно.

Второй вопрос. В твоем представлении источником реальной власти в Западном мире является тончайшая прослойка, закрытая от посторонних глаз. Подобный взгляд называется “теорией заговора”, и он достаточно широко распространена и у нас, и в мире, особенно в его мусульманской части. Но в то же время ты стараешься эту тему не педалировать.  Ты не уверен в ней до конца, или имеешь отличный от других взгляд?

Я совершенно не исповедую “теорию заговора”. Глупо полагать, что некие “сионские мудрецы” в 1905 году взялись – и написали программу развития финансовой цивилизации на век вперед. Однако русский богослов Сергей Александрович Нилус, создавший этот политический бестселлер, был умным и чутким человеком. Он уловил, что идеи финансовой цивилизации, идеи, которые легли в основу долгосрочного дискурса западного мира, обладают природной логикой, стройностью, своеобразной внутренней гармонией, способностью к преодолению противоречий, к развитию. Более близкие ему идеи православной монархии подобными свойствами, увы, не обладали, отсюда нетрудно было предположить, чья возьмет верх, по чьей модели и как будет развиваться мир. Видимо, Нилус уловил еще и то, что я пытаюсь определить как синергию человеческих идей с ноосферой. Он почувствовал эту синергию и понял, что идея, которую он отождествил с “сионскими мудрецами”, просто так не умрет и что ей предстоит длительное развитие и триумф.

Так что вместо “заговора сионских мудрецов” имеем удачно сформулированную и, за небольшими исключениями, не встретившую конкуренции, цивилизационную идею.

А то что Западом или даже миром управляет некий “тончайший слой” – так это не результат деятельности “заговорщиков”. Та самая идея должна обновляться, развиваться, отсюда должны иметься люди, способную эту работу вести. И их не может быть много. Между прочим, масоны изначально готовили себя именно к работе с вербальными структурами, с идеями, а не к дворцовым переворотам. Для совершения переворотов всегда найдутся бесшабашные и честолюбивые исполнители. И для того, чтобы войти в этот “тончайший слой”, одной финансовой власти недостаточно. Кеннет Дарт или кто-либо вроде Мэдоффа не появятся там никогда.

Коль скоро мы коснулись весьма деликатной “темы Сиона”, хочу спросить о следующем. Ты не говоришь прямо, но из всего сказанного тобой подразумевается, что правящий Западом “тончайший слой” – это, в основном, финансисты еврейского происхождения. В то же время ты говоришь и о курсе на исламизацию западного общества. Но насколько иудаистское начало и ислам могут быть совмещены?

Во-первых, в “тончайший слой” входят не только финансисты и политики еврейского происхождения. Там есть и представители и европейских аристократических родов, и даже арабских родов, ведущих свое начало от самого Пророка Мухаммеда.

Во-вторых, и я об этом достаточно четко пытался сказать, исламизация Запада – это не принятие Западом ислама, а дехристианизация Запада. Нет никаких причин полагать, что этот процесс каким-то образом “рассорит” членов правящего клуба. Смена источника откровения не повлияет на качество и полноту реализуемой им цивилизационной идеи, не нарушит ее вербального кода.

Если наступление “технократического социализма” отождествить с “концом времен”, то к этому событию, согласно одному из эсхатологических представлений христианства, должен быть воссоздан Иерусалимский Храм, на месте которого сегодня – мечеть Аль-Акса.  Произойдет ли это событие, которое в течение двух тысячелетий считалось невозможным, и как вообще, в рамках твоих футурологических представлений, будет складываться ситуация на Ближнем Востоке?

Иерусалимский Храм будет восстановлен. Спустя более чем две тысячи лет у иудеев начнут совершаться богослужения и жертвоприношения, будет восстановлена священническая каста из коэнов, потомков Аарона. И если мы действительно вступаем в последние времена, то восстановление прямого, непосредственного общения иудеев с Богом – вполне заслуженная ими милость Всевышнего, напоминание о первых заветах с Ним.

Мечеть Аль-Акса тоже никуда не уйдет, просто будет поделено пространство. Возможно, иудейский храм разместится в недавно открытых археологами подвалах-конюшнях, выходящих непосредственно под пространство бывшего Храма Соломона. Возможно, будут делиться праздники и дни недели. С чисто богослужебной, литургической стороны в таком соседстве нет никакого противоречия – Святая земля способна вместить всех, алкающих общения с Небом. К тому же не будем забывать, что для иудея допустима молитва в мечети. Как будто бы эта странная норма, существующая уже не один век, была введена специально для того, чтобы разрешить однажды ситуацию с Иерусалимским Храмом.

Политического противостояния с арабами не произойдет, поскольку в течение ближайших 30-40 лет Израиль, скорее всего, политически объединится с Саудовской Аравией в федеративное государство. Ради сохранения власти и ресурсных богатств перед лицом враждебных шиитского Ирана, а после американского вторжения уже и Ирака, поиск путей подобного объединения начнется в ближайшие годы, если тайно уже не идет сейчас. Не исключено, что перед угрозой шиитской экспансии в федерацию войдет и Иордания, предав забвению “минувшие брани и обиды” Хашемитов и Саудитов. В рамках федеративного государства суннитские правящие кланы сохранят власть над территориями и единоверцами, а еврейское государство, политически возглавив это объединение, воплотит в жизнь мечту о Великом Израиле.

Иудеи в Великом Израиле будут комплиментарны “новому Западу”, но не примкнут к нему, не станут его частью. В мистическом плане иудаизм  с центром в восстановленном Храме поднимется над новыми вероучениями Запада, которые перейдут на производную от него исламскую основу, и это даст хорошую почву для разговоров об окончательном установлении “еврейской власти” над миром. Хотя, если разобраться, евреи здесь ни при чем. Просто развитие идеи человеческой свободы с постепенным сознательным отдалением от Бога как источника этой самой свободы семантически приводит мир к Богу ветхозаветному. Так что евреи снова оказываются крайними и у всех на виду, так что если История к тому времени не остановится, то их видимый триумф сможет вновь обернуться наветами и рассеяньем.

Сегодня многие и в Израиле, и на Западе полагают, что восстановление Иерусалимского Храма вернет в мир утраченную гармонию. Если оперировать категориями и критериями технократического социализма и вести речь о достижении гармонии в его понятиях – то да, так, наверное, и будет.   Возможно, обновленный Израиль внесет вклад в модификацию и развитие актуальных идей новой западной цивилизации. Возможно, он встанет к ним в непримиримую оппозицию – хотя бы своей незначительной частью, что будет способствовать какой-то их коррекции. Но Святая Земля до последнего будет оставаться осколком, реликтом прежнего многовекового цивилизационного разнообразия, прибежищем тех “ненормальных”, для которых возможность говорить с Небом важнее земных благ. Здесь не будет продавать веру за жизненные блага, не будут принуждать к отречениям.  И если, случись на то Божья воля, в какой-то день загаснет последняя христианская лампада, то случится это на Святой Земле…

Как-то грустно становится. Как раз под стать заготовленному вопросу – об альтернативах. Неужели с 1905 года у идеи, как ты ее называешь,  финансовой цивилизации, не было реалистичных альтернатив? Неужели изначально были правы пресловутые “сионские мудрецы”?

Альтернативы имелись. Крупнейшая и самая яркая из них – это советский проект. Другая альтернатива или, если угодно, ее разновидность – вариант глобального союза России и США, вполне реального, не умри Рузвельт в апреле 1945 года. Был еще один вариант, вовсе не фантастический, как кажется на первый взгляд – союз  СССР и Германии после пакта 1939 года с “принуждением к миру” Англии. Германский истэблишмент в абсолютном своем большинстве был против войны с Россией, да и у нас, несмотря на ликвидацию вместе с командой Тухачевского мощной группировки, настроенной на сотрудничество с Германией, оставалось достаточно сильных сторонников конструктивных и глубоких взаимоотношений с этой страной. Германия тридцатых была близка к нам по накалу пассионарности, по полету духа.  Если бы был найден способ нейтрализовать группировку Гитлера с ее фантастической и чудовищной философией, то две континентальные державы вполне могли образовать мощный тандем, определявший бы развитие Европы не хуже послевоенного патроната США.

Но все эти альтернативы раскрывались как короткие “окна возможностей”, для полноценной реализации которых с обеих сторон  не было ни должного понимания, ни желания договариваться.

В то же время хочу обратить внимание на то, что из плеяды советских руководителей только один Сталин понимал важность и необходимость формирования новой цивилизационной идеи взамен объективно устаревающих марксистко-ленинских воззрений.  Потому, в надежде добиться результата, всемерно привечал и поддерживал политологов и философов Варгу, Александрова, Юдина, Митина…Чтобы подобно Курчатову, создавшему атомную бомбу, философы смогли бы создать систему новых смыслов, задающих и обеспечивающих дальнейшее развитие страны. Увы, новых идей философы не принесли, и многообещающая советская цивилизация вскоре померкла и закатилась в блеске новых и по-своему привлекательных представлений об общественном прогрессе.

 

Сегодня у нас нет даже тени подобного понимания. Все проблемы пытаемся решить в технократической плоскости.

Да, и именно в силу этого обстоятельства мы лишаем себя будущего. Технологии, железки можно купить у тех, кто научился производить их вперед нас. Однако подобное приобретение – всегда вторично. Срабатывает “гильотина Юма”: из того, что есть, невозможно вывести то, что должно быть. Шея никогда не проскользнет через  эту гильотину, ее лезвие можно лишь обойти, придумав новый путь. Поэтому первична только мысль, и подлинные носители мысли важнее носителей любой власти, любого капитала. Важнее олигархов, чиновников, генералов, шоуменов… И пока этой простой вещи у нас не научатся понимать, говорить о каких-то цивилизационных перспективах России, о каком-либо самостоятельном и “спасительном” пути – пустая и ни к чему не обязывающая болтовня.

 

 

 

БЕСЕДА ЧЕТВЕРТАЯ

 

Почему XX век завершился триумфом США · Советский атомный проект как прообраз новой цивилизационной модели · Доллар-терминатор · Homo Eugenicus · Каким историческим временем располагает Россия · Альтернатива «новому Западу» · Роль биоэкономики ·  Разделенность русского народа · С кем идти? · «Резервная Россия» · Опыт существования «параллельных Россий» · Пределы насилия · Как не повторить ошибок · Новая Россия и третий мир · «Внутренняя колонизация» или Расселение · Городская среда распределенного типа · Кооперативная экономика · Андропов о коммунизме · Уничтожить посад · Новая столица · Blood, sweat and toil 

 

Итак, мы вернулись к определяющей все сущее роли идей. “Вначале было слово”… Ты утверждаешь, что даже в новейшее время траектория пути человечества могла определяться целым шлейфом возможностей, в основе которых лежали те или иные идеи. Но тогда почему же все они, кроме, получается, одной, не смогли себя реализовать? И что оказалось уникального в той идее, в той совокупности смыслов, которые сегодня, по твоему утверждению, ведут мир в технократический социализм «нового Запада»?  Очень похожий, как ты сам говорил, на царство Антихриста. Почему альтернативы не смогли состояться?

Выбор оптимальной и жизнеспособной в долгосрочной перспективе модели организации общества стоял перед человечеством всегда, или, как минимум, со времен Платона. Не было человека на Земле, который бы в той или иной степени об этом не задумывался.  Из тысяч, из миллионов индивидуальных представлений и ожиданий рождались идеологии и утопии… Человеческая свобода мыслить и обретать себя в поисках лучшей доли генерировала смыслы, вводила их в бессмысленный и “тошнотворный”, по словам Сартра, окружающий мир, тем самым преобразуя его.

Если говорить предельно упрощенно, то всю первую половину ХХ века борьбу за будущее вели идеи коммунизма, нацизма и либеральной демократии.

Идея коммунизма исходила из того, что волевое преобразование  природы человека возможно и что в условиях сверхразвитых производительных сил – какие, к слову, мы видим сегодня – удастся добиться самоуправляемого гармоничного общества. Ничего дурного в этой идее не было и нет, однако она рассыпалась, оказавшись перед необходимостью либо наращивать насилие, “преобразуя” людей, либо, в борьбе за выживание, постоянно отступать от своих идеалов, превращая человеческую жизнь в кошмар недоразвитости и недопотребления.

Фашизм имел более объективный взгляд на природу человека, и взамен утопических попыток ее изменить предлагал  добиваться процветания более простыми средствами – путем силового порабощения остального мира. Можно считать, что это был фальстарт идеи о “золотом миллиарде” в эпоху, когда производительные силы имели ограниченное развитие, и для сверхпотребления избранных необходимо было не только отобрать у остальных ресурсы, но и заполучить дешевый человеческий труд. Но это относилось к итальянскому и, в меньшей степени, к японскому вариантам фашизма, германский же нацизм требовал еще и совершенствования “избранной нации”, превращение ее в безжалостную расу господ. Что и оказалось его слабым местом.

Лепить из “человеческого материала” расу гаулейтеров и экзекуторов, педалируя биологические начала, проще, чем создавать расу “строителей коммунизма”. Немцы при Гитлере в этом вполне преуспели, но этим же они и нанесли смертельный удар по своей культуре, одним из истоков которой являлся германский романтизм. А технологическая культура, как известно, неотъемлемая часть культуры общей. Поэтому даже если бы они и умудрились на старых запасах интеллекта первыми создать атомную бомбу и победить в войне, будущее было бы для них закрыто.

А вот советское послереволюционное поколение, поколение “сталинских школьников”, воодушевленное мечтой и не ведая, что эта мечта также обречена, одержало бесспорную победу и в сражениях, и в гонке технологий – во всяком случае, военных. В послевоенные годы у нас был реальный шанс сменить идеологию, сформировать новый дискурс, уйти от неизбежной и скорой расплаты за утопические обещания изобилия в небогатой и основательно разоренной стране. Начать движение к технократическому строю. При этом пойти не “мелкобуржуазным”, не «мещанским», не «обывательским» курсом Мао или Тито, которые, прекрасно уловив эту обреченность, заранее поспешили дистанцироваться от послевоенного СССР, а американским путем, опираясь на инициативу и интеллект. Сохраняя до поры прежнюю административно-государственную систему в базовых отраслях и открывая простор для предпринимательства в новых, высокотехнологичных сферах. Постепенно формируя в этом новом секторе систему мотиваций, основанных на авторских правах вместо прав, порождаемых деньгами или административным ресурсом. Аккуратно меняя, модернизируя политическую систему – благо, советская конституция образца 1937 г в послевоенные годы была, как ни странно, одной из самых либеральных конституций в мире, в ней допускалась многопартийность и ничего не говорилось о “руководящей и направляющей власти партии”. Наш долгосрочный, и, возможно, со временем даже цивилизационный союз с Америкой при сохранении последней рузвельтовского курса пошел бы на пользу не только нам, но и всему миру…

Да и без союза с США высокотехнологичную трансформацию вполне можно было бы воплотить в жизнь. Но для этого нам категорически не стоило влезать в конфронтацию с Соединенными Штатами из-за Китая и Кореи, не дать разжечься холодной войне, в итоге нас спалившей.

Так что вот – чем не альтернатива? У нас бы быстро сформировался совершенно новый тип людей, поскольку высокотехнологический сектор с его возможностями и творческим драйвом как гигантский насос выкачивал бы из недр прежней страны миллионы молодых умов, заставляя их поглощать знания, распаляя конкуренцию за знания… Вполне мог бы начаться  процесс формирования новой основы мировых денег, основанной не на идее сокровища или власти, а на информации – во всяком случае, старый доллар и, не смейтесь, некий новый постсталинский рубль, скажем так,  «образца 1962 года» могли бы вступить в конкуренцию. В нашей стране были бы созданы гигантские производительные силы и общественное устройство в форме многоуровневой системы самоуправляющихся организаций, без постоянной закостенелой элиты. Ведь элита, если она ощущает себя постоянной, обязательно будет стремиться зарегулировать и упростить все, что оказывается внизу нее.

Альтернативная модель элиты, сумей мы ее с придумать и реализовать, была бы уникальным шансом для человечества, возможностью изменить течение мировых процессов. Сейчас, конечно, об этом смешно говорить. Но в конце сороковых это, поверь, было реально. Намного реальнее, чем теперь.

Хорошо, если опустить “случайности” вроде маразма вождей или войны в Корее, окончательно рассорившей нас со Штатами, то чего не хватало сформулированному тобой проекту для успеха? Или наш и американский проекты конкурировали на равных, и все решила случайность, “вмешательство ноосферы”?

Не было никакой конкуренции – ни на равных, ни на разных. То, что я обрисовал – это только идея, семантическое описание возможности трансформации коммунистической идеи в идею, давай назовем ее так, технократической свободы. Чтобы эта идея сделалась сущностью, она должна была, по мысли все того же Сартра, пройти “тотализацию” в человеческой личности. Только тогда из новых слов, понятий и категорий, преломленных человеческой свободной волей, начали бы вылепляться контуры будущего. С возможной, как мы это обсуждали, “поддержкой” из ноосферы – по законам которой, как известно, происходят исторические катаклизмы и падают на головы кирпичи.

Однако никакой “тотализации” не случилось. А кирпич летом 1953 года свалился на голову Берии – единственного советского руководителя, который то ли в силу своей природы, то ли в результате продолжительного общения с образованными людьми в рамках советского атомного проекта приобрел взгляды на развитие страны, во многом похоже на только что изложенные здесь. 

И как надлежало трактовать сей знак – гибель Берии?

Наверное так, что какие-то силы свыше решили поддержать лучше сформулированный и более “тотализированный” проект, за реализацию которого взялась американская элита. Почему бы нет?

В чем же на тот момент состояло превосходство американского проекта над нашим?

Да во всем. Никаких сослагательных наклонений – что кто-то должен подобреть, а кто-то поумнеть. Его конструкторы понимали непостоянство человеческой природы, поэтому постарались максимально освободиться от субъективного. Стремились использовать заведомо работающие человеческие мотивации и нейтрализовать урон от неиспользования тех, к которым люди могут не проявить склонности.

Если говорить предельно цинично, то наше общество не могло ни существовать, ни тем более развиваться без подвига, совершаемого пусть небольшой, но постоянно присутствующей в нем и готовой к самопожертвованию частью людей. Их общество в подвиге не нуждалось и не нуждается в принципе.

В то же время их проект не был циничным и вульгарным, он был одухотворен и украшен идеей человеческой свободы. Либеральная идея изначально прекрасна, как только может быть прекрасна сама свобода. Если для девяти человек из десяти свобода останется свободой лишь тупо прожигать жизнь, то найдется хотя бы один, для кого она обязательно станет свободой самостоятельно созидать лучшее будущее, трудиться, бороться за него.

Поэтому девяносто процентов американцев не мешали, а десять процентов – деятельно обеспечивали развитие своей страны. И именно отсюда – и их непоколебимая убежденность в том, что источник благ – любая человеческая деятельность, реализуемая через труд, талант, инвестиции и тому подобные вещи, определяемые самими людьми.

Поэтом западная политэкономия и изжила всякие намеки на доставшиеся от Маркса теории прибавочной стоимости и эксплуатации, любой доход был объявлен результатом действия “факторов производства” – капитала у банкира, труда у рабочего, мозгов у ученого и так далее.

Вдобавок был найден универсальный язык, семантический код долговременного либерального дискурса – американский доллар.

Ты уже говорил о нем как о гениальном изобретении.

Да, доллар гениален. Если идея человеческой свободы изначально была  душой строя, предложенного  Америкой, то доллар стал ее вечным двигателем. Или почти вечным.

И хотя большая часть соотечественников, да и, пожалуй, жителей планеты считают доллар величайшей аферой, исчадием зла, я  вновь должен выступить “адвокатом дьявола” и объяснить гениальность этого изобретения. Необеспеченные деньги умели печатать,  чеканить еще в древности, но именно в случае с долларом  была реализована гениальная новация – его обеспечением становился долг могущественной страны, которой, в свою очередь,  были должны все.

Даже те, кто не занимал у Соединенных Штатов ни копейки, объективно пользуются ресурсами и возможностями мира, который сегодня выглядит как Pax Americana. Пользуются научными достижениями, технологиями, лекарствами сделанными в США, и Америка всегда способна доказать, что она продает их не за полную стоимость, стало быть, снова возникают отношения долга перед Америкой. Объективно сделав себя лидером мирового научного прогресса и оставаясь им, несмотря на большей частью декларативные попытки других стран это лидерство оспорить, Соединенные Штаты присвоили себе право также занимать из Будущего.

Чтобы подтвердить это поистине метафизическое право, американская элита превратила США в мирового арбитра и регулятора. Некоторые скажут – и в “мирового жандарма”, и они тоже будут правы, жандармские функции служат все той же цели. Зато в активе – возможность сколь угодно расширять общественные потребности, финансируя их за счет кредитной эмиссии, которая предоставляет возможность за любой востребованный этими общественными потребностями труд получать вознаграждение и увеличивать потребление.

“Вознаграждение за труд” банкира с Уолл-стрит несравненно больше, чем фермера из Канзаса, а у последнего оно на несколько порядков выше, чем у африканского крестьянина. Но цепочка, иерархия этих вознаграждений существует и имеет шансы на развитие опять же благодаря доллару!

Согласись, если бы мировые деньги по-прежнему обеспечивались исключительно сокровищем и были сверхдефицитны, то банкир с Уолл-стрит жил бы скромнее, чем он живет сейчас, канзасский фермер недоедал бы и пахал на лошади, а вот африканский бы крестьянин просто бы не родился по причине голода и полнейшей невостребованности своих родителей. Часто можно слышать, что “доллар убивает” в Ираке, Афганистане, Палестине и так далее, но взгляните: в 1900  году население Земли составляло 1.65 млрд. человек, в 2006 году – более 6.5 млрд. человек. При этом большая часть мировых инноваций, сделавших доступными продукты питания, потребительские товары, обеспечивших защиту людей от роковых болезней и преждевременной смерти – пришли с Запада, а если точнее – то из США. Неважно, что их изобретали и внедряли эмигранты из Германии и России – финансирование шло через долларовую эмиссию, значит, эта штуковина, несмотря на периодические кризисы и сбои, в долгосрочной перспективе работала, и работала отменно. Свобода трудиться у станка ли, в лаборатории, в банке или на бирже во имя достижения более высокого уровня потребления и комфорта сделала невероятно доступными жизненные блага и разогнала мировое потребление.

И не надо бояться, что у Америки не хватит активов для обеспечения выпущенных в обращение долларов. Грядущие технологии продления жизни – вот тот не имеющий цены актив, который Америка сможет предъявить человечеству. Но данный актив – это козырь про запас, аргумент Судного Дня.

На самом деле, многолетнюю долларовую эмиссию уравновесят подорожавшие ресурсы, подорожавшая жизнь. К этому в ближайшие годы приведет невиданный разгон мирового потребления, в результате которого в дефиците оказажутся ресурсы планеты Земля, само жизненное пространство, вода и воздух, угроза нависнет над привычным процессами океанической и воздушной циркуляции… Новый масштаб мировых цен обнулит однажды все прежние обязательства, а новых взамен них никто не выдаст. Странам,  легкомысленно инвестировавшим деньги своих будущих поколений в любую из мировых валют, которые все без исключения производны от доллара, придется оплакивать кучки пепла. Либеральная модель мировой экономики объективно завершит свой жизненный цикл, в новом обществе будут совершенно другие ценности, другой масштаб цен, возможно, и другие деньги.

Мы определили грядущий строй как технократический социализм, о его контурах и основных законах я уже достаточно говорил. Технократический социализм станет убежищем для “золотого миллиарда”, в котором ограничение природных свобод и прав человека будет компенсировано возможностью существенного продления здоровой жизни и развитием сферы наслаждений. Промышленные товары начнут производиться на полностью роботизированных предприятиях, продукты питания – на высокотехнологичных биофермах.  Миллиардам китайцев, индусов, африканцев места на этом ковчеге не предложат, и участь их будет незавидной. Для ста миллионов россиян – а именно таким может оказаться наше население к 2050 году – билетов на верхнюю палубу тоже не предусмотрено. Быть может, не предусмотрено билетов и в трюм.

Боюсь повториться, но если я правильно тебя понимаю, эти миллиарды должны уже через сорок лет, к середине XXI века просто умереть с голоду?

Увы, именно так. На ковчег возьмут здоровых, сильных, образованных и, самое главное, лояльных. Правила отбора устанавливаем не мы. Ни наша феодальная элита, деморализованная собственной патологической коррупцией, ни население, развращенное сверхдоступными “хлебом и зрелищами”, ни бравая “стража” из кавказских “псов войны” там никому не будут нужны, поскольку не функциональны.

Все они, за исключением единиц – самых талантливых в науках и искусствах –   в рамках данного дискурса обречены.

В конце-концов, давайте быть честными перед собой. Всю свою историю человечество так или иначе занималось евгеникой. Столетия эта работа велась путем естественного отбора через насилие и войны. В начале века XX евгенику сделали наукой, ей интересовались советские вожди, в довоенные годы в США и в скандинавский странах широко внедряли стерилизацию “социально неполноценных”, подобные же практики в тридцатых-сороковых годах применялись врачами-евреями в отношении прибывавших в Палестину евреев-репатриантов… Нацисты, уничтожая «неполноценные», по их разумению, этносы и социальные группы, а также массово практикуя лебенсборн – зачатие немками от здоровых и “расово полноценных” офицеров СС, – лишь с присущей им  прямолинейностью воплощали в жизнь то, к чему в других обществах в силу моральных и политических ограничений боялись подступиться.

Проклятую и аморальную проблему перенаселения и улучшения человека так или иначе решать придется, причем решать не проповедями, а практическими методами. Либеральная цивилизационная модель, завершая свой жизненный цикл и отрицая в конечном итоге свое базовое, коренное отношение – человеческую свободу, решит эту задачу наиболее “гуманно” и естественно. Я, кажется, уже говорил, что они, в силу определенной внутренней установки,  не приемлют насилия и стараются, по-возможности, обходиться без него.

На “новом Западе” уже никогда не задымят газовые камеры, но зато в позитивной селекции через продление жизни смогут участвовать только лучшие. Остальные сгинут на грязной угольной палубе ковчега или умрут в своих краях от голода, старых и новых болезней, поскольку их никто не станет кормить и лечить. Нельзя исключать, что у “золотого миллиарда” путем генотерапии будут изменены видовые признаки, и тогда новый Homo Eugenicus попросту вытеснит с планеты всех остальных…

Какой же из всего это следует вывод для народа российского?

После 2050 года – погибнуть, сгинуть  если не в мучениях, то в бессильном отчаянии от созерцания гибели своей полуторатысячелетней цивилизации и культуры. Подобному отчаянью греков в 1453 году, когда у них на глазах также рушилась цивилизация с историей в две тысячи лет.

Хотя, если дело так пойдет, как сейчас, то к 2050 году у нас может просто не оказаться людей, понимающих смысл происходящего и тяжесть потери. К тому же, скорее всего, никаких явных врагов, цинично захватывающих землю, и на которых может быть обращен праведный гнев, не будет. Просто воцарится хаос, где за самоистреблением смысла последует самоистребление народа.

У нас имеется не более тридцати-сорока лет, имеется срок, в лучшем случае равный двум поколениям, чтобы попытаться создать фундамент для нового цивилизационного проекта, которому затем без остатка посвятить себя,  свою страну и, возможно, какую-то часть мира. Это – наш единственный шанс выжить, единственная возможность спасти золотые скрижали нашего прошлого. Сохранить русскую речь, великое русское слово, как писала Ахматова. В конце-концов, не допустить, чтобы ошибки и жертвы,  которыми в изобилии выстлан исторический путь России, оказались обессмысленными в земной Истории. А наши предки, их совершавшие, – остались неоправданными.

Раньше, говоря о задачах подобного плана, мы всегда подразумевали в запасе почти вечность. Сегодня есть очень маленький срок и абсолютно убийственные стартовые условия. Существуют ли для нас иные пути выхода? Нет. Мест на “новом Западе” для нас не забронировано, да в вряд ли нам там понравилось, так что выгнали бы все равно. Молчать в тряпочку, став для “нового  Запада” привилегированной сырьевой территорией – не выйдет, такой территорией со временем будет являться весь остальной мир, причем с гораздо меньшими издержками. Покориться какой-либо так называемой “антизападной силе”, например, Китаю – не может быть ничего хуже, чем быть рабом раба, в конкуренции за объедки нас ждет только самое худшее.

Поэтому альтернативы новому цивилизационному проекту у России просто нет.

В чем должна состоять суть этого проекта?

Если предельно коротко – реализовать аналогичные “новому Западу” цивилизационные преимущества, от безлюдных производство до технологий продления жизни, и при этом избежать “дистиллирования” реальной власти у сверхузкой прослойки финансовой и политической элиты. Сохранить самодостаточность и свободу человека вместо превращения человека в функциональный организм. С помощью ненасильственных социальных и экономических инструментов добиться экологичности общества, его долгосрочного устойчивого равновесия с окружающей средой.

Если такое общество удастся создать, то к 2050 году мир из однополярного станет двухполярным. Два центра силы смогут обеспечить и баланс, и развитие, в одинаковой степени рассчитывая на свою перспективность и гармоничное взаимодействие с ноосферой.

Подобное общество, если мы сумеем его создать, сможет на равных существовать с “новым Западом”, поделив с ним Землю. В принципе, пространства нынешней территории России в 1/8 земной суши с перспективой расширения в будущем за счет союзных территорий до  1/7 и даже до 1/6 суши для самодостаточного развития вполне хватит. Это пространство паритетно с территорий “нового Запада”, которое можно будет оценить в 23-25 миллионов квадратных километров, то есть ту же в 1/6 земной суши. Если войн за остальные 2/3 территории Земли удастся избежать, то две модели смогут параллельно развиваться.

Второе – такое обществом сможет конкурировать с “новым Западом”, причем за счет сохранения человеческой индивидуальности и свободы, возможно, сумеет добиваться в этой конкуренции известных преимуществ. Хотя в предполагаемых обществах будущего человеческая свобода сама по себе не гарантирует, как априори считалось ранее, лучших знаний, лучших талантов… У “человека функционального”, у Homo Eugenicus,  в рамках цивилизации “нового Запада” могут быть специальным образом сверхразвиты и сверхусилены когнитивные функции,  коллективы из тысяч подобных специалистов смогут работать как гигантские компьютеры, наделенные, в отличие от искусственного,  многократно усиленным природным интеллектом. Поэтому совершенно непонятно, чья возьмет верх в этом грандиозном поединке интеллектов.

Но, во всяком случае, у приверженцев старомодной человеческой свободы появится пространство для конкуренции на ниве познания, развернется борьба за подтверждение своего статуса, своих цивилизационных человеческих прав. Возможно, что при решении  наиболее сложных и нетривиальных задач объединенные мозги “киборгов” дадут осечку – так что  возникает поле для состязания, и история продолжается.

В-третьих, это общество сумеет сохранить многие из традиций и привычек старых добрых эпох. То, что с позиций прогресса для многих представляется мишурой, для значительной части людей остается частью души, ключевым элементом человеческой самоидентификации. Если подобный проект сможет состояться, то с ним также сохранится, избежит выхолащивания и демонтажа широкая христианская традиция. Так что у альтернативной цивилизационной модели найдется достаточно сторонников и у нас, и за рубежом.

Хорошо, суть ясна, и, на первый взгляд, не вызывает возражений. Но утопии тоже не вызывают возражений, они гармоничны и прекрасны, пока дело не доходит до их воплощения в жизнь.

Для меня все сказанное тобою пока – утопия. На какой технологической основе построить новое общество, конкурентоспособное хотя бы с Китаем, не говоря о Западе? Чьими руками строить, под чьим  руководством? И чем обеспечить его, этого общества, принципиальное отличие от социальной модели, предполагаемой тобой для Запада? Будет ли это отличие устойчивым и внутренне мотивированным, или же его придется поддерживать, если выразиться помягче,  нормативными методами?

Хорошо, отвечаю. Фундаментальной экономической основой новой цивилизационной модели должна стать биоэкономика. То есть экономика, в которой ключевые жизненный блага производятся на основе биотехнологий – самой емкой, всеохватывающей и перспективной из технологических платформ нового века. В рамках которой обеспечивается наиболее короткий и экономичный передел вещества природы в необходимые человеку блага. Начиная от энергетики на основе биофотолиза воды и получения топливного водорода, от химической индустрии, где основные процессы перемещаются в область биокатализа и протекают при комнатных температурах с минимумом загрязняющих факторов, до сверхпродуктивного сельского хозяйства и биомедицинских технологий, продляющих жизнь. Для биоэкономики практически не нужны гигантские предприятия, ее технологии компактны и легко тиражируемы. Если стоимость старой индустриализации на 90% относилась к стоимости “железа”, то в стоимости биоэкономики до 90% – оплата мозгов.

Рядом с биоэкономикой – сектор сборочных автоматизированных и роботизированных производств, более не нуждающийся в дешевой азиатской рабочей силе. Далее – научный сектор и сфера услуг, включающий подсектор услуг финансовых. Из когда-то самостоятельной и самодостаточной глобальной отрасли финансовый сектор со временем схлопнется до этой узкой и скромной функциональной роли.

Наблюдаемая сегодня ре-индустриализация США и Западной Европы происходит преимущественно на биоэкономической основе, и это необходимо видеть! Чадящие заводы уехали в Китай, и там они останутся, там умрет отжившая свое промышленная цивилизация. Биоэкономика не только радикально решает экологические проблемы, но резко возвышает общество в плане знаний, поскольку на ее предприятиях не нужны двуногие роботы, там стирается грань между рабочим и инженером, между инженером и ученым. Возможно и вполне ожидаемо стирание различий между управляющим и собственником, да и сущность собственника со временем изменится: полезность финансового капитала упадет, зато резко вырастет полезность капитала интеллектуального. Снова, как в допромышленную эпоху, собственники будут и лучшими работниками, и лучшими менеджерами, тем самым завершится четерых-пятивековое предельное отчуждение труда от собственности, порождавшее в промышленную капиталистическую эпоху исключительное неравенство.

Таким образом, грядущая экономика знаний, биоэкономика в полной мере будут способны обеспечить радикальную трансформацию общественных отношений. В идеале может идти речь о формировании нового правящего класса с новым капиталом, основанным на знаниях и информации, который за счет своего опережающего роста весьма скоро сможет вытеснить с первых ролей и старую финансовую аристократию Европы и Америки, и залетных нуворишей из “развивающихся экономик”, в том числе и из нашей.

Твой второй вопрос был, если не ошибаюсь, о том, кто все это будет делать? На Западе это делает и будет делать старая финансовая аристократия, заинтересованная в сохранении не столько капиталов, сколько власти над цивилизационным дискурсом человечества. Власти отточенной и безраздельной, все более приобретающей метафизический характер, о чем мы говорили.

Кто эти сможет заняться у нас? Если честно, то пока никто. Нет ни умов, ни внятного социального заказа. Но это не означает, что подобное невозможно. Двадцать лет назад у нас в стране практически не было программистов, сегодня наши хакеры приводят в трепет полмира… Кроме того, ничто не мешает России объединить многих несогласных с грядущей западной моделью. Не желающих расставаться со свободой, со старой религией, с привычками, которые будут объявлены недопустимыми и запрещены…

У российских властей хватает хлопот с собственными “несогласными”, а ты предлагаешь несогласных еще и импортировать. Не много ли “натяжек”?

То, что сегодня представляется невозможным, уже через пять лет может активно обсуждаться, а через десять-пятнадцать – идти полным ходом. И это зависит не от персоналий, а от наличия общественной потребности. И от четкого понимания: во имя чего нужны перемены, какими они должны быть.

Какого рода отношения предполагаются ключевыми в проекте “нового Запада”? На первом месте – искусственное ограничение спроса, рационирование массового потребления. Движущей силой развития общества взамен максимизации эгоистического потребительского интереса должна стать добровольная реализация своей функциональности, своей назначенной общественной роли. Второе, роль основного стимула и вознаграждения  от денег переходит к технологиям продления жизни. Третье. Поддержание стабильности,  гомеостаза становятся важнейшими задачами государства, отсюда развитие научного знания и технологий, постоянно гомеостаз подрывающих, будет вестись сверхзакрыто, на смену массовым знаниям придет сверхузкий профессиональный тренинг, дополнительно привязывающий человека к его нише, его социальной ячейке.  Четвертое – религия свободы заменяется на религию послушания. Пятое: демократическая основа государственной власти демонтируется, власть переходит в руки финансовой и научной элит, точнее – их “дистиллятов”. Шестое: взамен открытых социальных лифтов вводится целевое рекрутирование, направленная селекция в элиту лучшего человеческого материала, при этом “антилифты” на нижние палубы и даже за борт – всегда открыты и работают как часы.

Отсюда вытекает, что альтернативный проект должен каким-то невероятным образом сочетать несочетаемое: реальную человеческую свободу и эффективный механизм рационирования, не устраняющий мотиваций к развитию. Альтернативный проект  должен обладать и ресурсами, и первоклассными высокими технологиями. И еще он столь же действенно, как на “новом Западе”,  должен обеспечивать продление человеческой жизни, поскольку удлинение когнитивного периода – важнейшая предпосылка прогресса.

Возможно ли это хотя бы пока в теории? Да, возможно, перспективы современной биоэкономки позволяют твердо рассчитывать и на возможность достижения адекватной поставленным задачам технологической основы, и на соответствующие изменения к лучшему социальных отношений и общественного устройства.

Вот об этом-то мы должны сегодня думать. Не о пресловутой “суверенной демократии” или “пятой империи”, чтобы зачем-то вновь демонстрировать всем “кузькину мать” и испытывать кайф от трепета инородцев. И не о том, чтобы в пику Западу вновь встать во главе всех голодных и обиженных планеты Земля, обещая, в случае сокрушения ненавистного Запада, всех накормить и дать каждому по женщине. Этих игр недалекого разума планета больше не выдержит.

А вот сохранить человеческую свободу как уникальный Божественный дар, как совершенно уникальное явление, противоречащее всем физическим законам – ибо в природе свободы нет, там все зависимо и функционально, – сохранить, когда вовсю заработают механизмы по ее свертыванию – не в этом ли подлинная миссия России, ее долг перед человечеством, перед Историей, перед Богом?

 

Звучит красиво. Но ведь примерно в том же духе, только другими словами,  рассуждали в XIX веке русские религиозные философы,  в XX веке – русские космисты… К сожалению, и наш исторический опыт, и сегодняшняя практика построения бюрократического государства свидетельствуют, скорее, об обратном.

Не совсем так. В русском народе всегда жила идея свободы. Свободными людьми были и землепроходцы, и строители потрясающих храмов. Они успевали многое сделать до того, как их водворяли в строй и выкалывали им глаза. Удушение свободы мы привыкли списывать на деспотов – Иоанна ли Грозного, Сталина…. Но вот я лично вижу в народе вторую, темную и злобную половину, волей которой и удушение свободы и творилось. Да, это страшный, трагический факт, но огромный русский народ разделен. Возможно, в результате какой-то древней катастрофы, кровосмешения, языческого проклятия, монгольского ли следа – я не знаю. Но это разделенность – факт. Большая часть инициированных умными русскими правителями попыток хотя бы частично вывести людей из-под этого гнета тормозились изнутри России, от ее низов или, как у нас любят говорить, “от корней”. Прекрасно быть с корнями, в книжном единении со всем народом, но вот почему-то практически всегда, когда требовалось реальное развитие, от корней, от единения приходилось отказываться.

Старообрядцы, которым в силу своей исторической судьбы пришлось изолировать себя от этой косной половины, дали дореволюционной России большую и, пожалуй, лучшую часть ее предпринимательского класса.  Столыпин буквально силой вырывал из тенет общины ценящих свободу и достаток крестьян,  из которых он намеревался сформировать для монархии новую социальную опору.  А из их оппонентов, из второй половины народа, выходили преимущественно держиморды и революционеры, одинаковые в желании все уравнять.

Гениальность Столыпина состояла в том, что он не просто понял эту разделенность русского этноса, но и увидел механизм, обеспечивавший вековое воспроизводство  “идеи несвободы” – крестьянскую общину, повел с ней борьбу.  В половине губерний это удалось, в половине – нет, так что действительно, в этом отношении у нас даже географически как бы два народа. Первый народ – за какие-то считанные годы создал на юге Сибири принципиально новую кооперативную экономику, завалив Россию дешевым хлебом, а Европу – маслом, яйцом, мясом. Поставлял на рынок столь дешевое зерно, что царское правительство было вынуждено ввести дискриминационный тариф для вывоза зерна из Сибири в черноморские экспортные порты – так называемый “челябинский тарифный перелом”. Вторая часть народа, второй народ – стал опорой большевистской власти и раскулачивания. Уже в советские годы  уцелевшая первая часть русского народа создавала техническую, военную и культурную славу Красной империи, наивно веря в провозглашенные новой властью идеалы свободы, вторая же – с неистовой страстью эти идеалы душила. Изначально сентиментального и добродушного Иосифа Джугашвили превратила в тирана злая и настойчивая воля миллионов маленьких тиранов и тиранчиков…

Страшно, но подобная мутация власти, судя по всему, после полувекового перерыва возобновилась и вовсю происходит у нас сейчас. Только если при Столыпине два народа пребывали приблизительно в равном соотношении, при Сталине доля “свободолюбцев” сократилась где-то до четверти, то сегодня их – не более десяти-пятнадцати  процентов. Возможно, что и меньше, поскольку Россию продолжают покидать наиболее работоспособные и образованные соотечественники.

Поэтому выбор у нас невелик – либо к 2050 году пасть от внутренней тирании, подобно метастазирующему раку убивающей все живые клетки общества, либо радикально измениться. Стать совершенно другим обществом.

Если не ошибаюсь, на своей диаграмме ты поместил лучшую, способную к социальному творчеству часть населения в первый квадрант, где насчитал не более десяти процентов. Можно ли с этим войском строить новое общество?

Войско будет поболее. Те десять процентов, что остались сейчас, и которых еще сто лет назад было не меньше половины – это действительно первый квадрант, “место обитания” дееспособных романтиков – пусть простят меня эти люди за вынужденную условность. Но есть огромный  человеческий пласт в четвертом квадранте, я их называл “романтическими иждивенцами”, бывшей “золотой серединой”, советским средним классом.  Этот пласт пополняется неглупой, но инфантильной и не желающей грызться за блага молодежью. Их численность велика, не меньше половины от всего населения страны.

Собственно, вот этот пласт и представляет собой последний резерв здорового человеческого материала для позитивных перемен в России, если таковым будет суждено случиться. Если этими людьми правильно и компетентно руководить, их вклад в преобразования будет очень велик. Они – прирожденные служащие, ответственные специалисты, незаменимые на вторых ролях. Если же не дать им дела, то их социальный слой начнет размываться, пополняя ряды гопников и мелких коррупционеров в третьем квадранте или носителей “новой мифологии” из того же четвертого квадранта.

В этом случае произойдет стремительное расширение косного большинства, для которого “сырьевая экономика” всегда обеспечит на прилавках дешевую колбасу и водку, а государственные телекомпании – заполнят духовный вакуум… О деградации “человеческого материала” в России сегодня говорят очень много, это неоспоримый, медицинский факт.

Российская бюрократия пытается заполнить вакуум рабочими руками китайцев, жителей Средней Азии, нехватку штыков – кавказцами… Тут хрен редьки не слаще, замена производится человеческим материалом такого же низкого качества. Ни образования, ни развития гражданских начал… Поэтому будущего у этого строя нет, если ничего не изменить, он рассыплется при первом же цивилизационном столкновении с “новым Западом”.

Мотором настоящих преобразований могут и должны стать представители стремительно тающей прослойки “дееспособных  романтиков” из первого квадранта. Еще в начале XX века им было тесно, между ними постоянно шла конкуренция, зачастую с использованием весьма жестких методов. Сегодня эти люди – настоящий золотой фонд страны, ее последний ресурс.

Хорошо, но тогда как, каким образом этому меньшинству, этому трижды золотому фонду России, выполнить свою миссию – осуществить необходимые преобразования?

Думаю, надо просто начать создавать другую Россию. Не виртуальную “другую Россию” из движения “несогласных”, а реально существовавшую бы новую страну. Создавать ее не ради красивой идеи, не для дяди, а прежде всего для себя.

Говоря о другой, о новой России, я исхожу из того факта, что сегодня большая часть из 17 миллионов квадратных километров нашей страны – фактически мертвое пространство, территория без будущего. Есть Россия Москвы, Петербурга, крупных городов, нефтяных полей и трубопроводов. Это – сверкающая голубыми огнями страна, сложившаяся вокруг эксплуатации эссенциальных ресурсов, в которой, прожигая последние отпущенные десятилетия, неистово бурлит жизнь. И есть остальные 15-16 миллионов квадратных километров, из которых не менее трети вполне пригодны для жизни, но жизнь там угасает ввиду полной своей бессмысленности. Примитивное сельское хозяйство, примитивные промыслы, наполнявшие в течение тысячелетий смыслом жизнь на этих землях, давно угасли, и жизнь уходит вместе с ними.

Уходит вместе с жителями, которые, спиваясь, ложатся навсегда в землю отцов, либо бегут в города, где пополняют ряды не самых лучших представителей общества из известного нам третьего квадранта.

Так вот, я не побоюсь утверждать, что эта единственно реально существующая сегодня страна – маленькая сверкающая Россия, жизнеспособность которой зиждется на добыче и первичных переделах сырья, – не в состоянии ни спасти вторую, умирающую Россию, ни даже ее ре-колонизировать с поддержанием в ней хотя бы минимального порядка. Затраты по вынужденному пока что содержанию большой страны ложатся на “маленькую Россию” тяжелым бременем, от которого власти достаточно активно спешат освободиться.

Так почему бы, впервые в истории, без оглядок на пресловутый мировой  опыт, не создать на умирающих русских пространствах новую страну? Она не совершенно не обязательно должна быть суверенным государством, отколовшимся от сегодняшней России, и, скорее всего, она им и не будет – общность культуры и языка позволят обеспечить сосуществование двух стран в рамках, скажем,  конфедерации. Новая страна будет опираться на русскую традицию и культуру, что сделает бессмысленными любые возражения по поводу “развала России”. Наоборот, в понимании общества достаточно быстро укоренится мысль, что новая страна есть “резервная Россия”, отрабатывающая новую модель развития, а ее инаковость начнет восприниматься примерно в том же нормальном ключе, как китайцы воспринимают сегодня инаковость Гонконга.

Мы найдем время более обстоятельно поговорить об особенностях этой предполагаемой страны, хотя в силу огромного количества накопившихся в России нынешней неразрешимых противоречий разговор о новых общественных механизмах – дело не одного дня. Сейчас для нас принципиальным является то, что экономической основой новой России должны стать экономика знаний и биоэкономика, а ее структура должна быть современной, дееспособной и обеспечивать, как минимум, паритет с “новым Западом”.

Квинтэссенция данного паритета состоит в обеспечении производства жизненных благ со стремящимися к нулю затратами живого труда и, разумеется, без рабочих рук мигрантов. Новая Россия должна располагать технологиями продления здоровой человеческой жизни, доступными всем членам общества. Она должна иметь собственную систему экономической – не административной! –  мобилизации сил и возможностей общества, то есть располагать сопоставимым по эффективности с долларом эмиссионным механизмом. В этом случае можно будет говорить об ее цивилизационной устойчивости и конкурентоспособности с “новым Западом”.

Второе обязательное условие – в новой стране должен быть найдет и реализован эффективный, но в то же время свободный от административного произвола, недискриминационный по отношению к своим членам механизм рационирования ресурсов, механизм сознательного ограничения потребления.

При этом, как я уже неоднократного указывал, новая страна, эта Vita Nuova, должна не закрывать, а находить обновленные пути к развитию человеческой личности, и в условиях неизбежного порядка и рационирования суметь сохранить и развить человеческую свободу, выведя ее из круга привычного потребительства и товарообмена…. Хочу поделиться одним примером: в далеком 1991 году, находясь в Америке, наша делегация была приглашена в хоспис и так я поразился, с какой заботой и любовью несколько медсестер относились к немощным старикам. Для большинства медсестер это была просто работа, за которую платили деньги и которую они качественно и корректно выполняли, но для тех двух – она являлась частью их жизни, ее важным смыслом, который был первичней и весомей всех тягот этого, в моем понимании, не самого приятного труда. Тогда я подумал, что такими, наверное, должны быть отношения в идеальном обществе – когда человеческая привязанность делает людей свободными всю жизнь качественно и искренне трудиться на однажды положенном месте, не считая этот труд, это место временными, преходящими, позорными, не стремясь от них в звездные чертоги…  И об этом же кстати, последний у Бунина рассказ – старый моряк Бернар, который на своем скромном посту всю жизнь стремился делать всё “весьма хорошо”, поскольку он не мог не быть “настоящим моряком”, bon marine, и поскольку именно такая жизнь, по его убеждению, была  угодна Богу.

Если новое общество сможет культивировать в себе подобные человеческие отношения, если функциональность перестанет быть проклятьем, а превратиться в свободный и даже в чем-то радостный выбор – человечество вступит в новую эру. В этом случае у технократического социализма Запада появится полноценный соперник, играющий по его правилам и на его поле, однако опирающийся на безусловно лучшее качество человеческого материала или, быть может, даже на качественно иной человеческий материал. И тогда конца истории в ближайшие столетия точно не произойдет.

У Данте после его знаменитой Vita Nuova были девять кругов ада… Не получится ли так, что в очередной раз путь к “светлому будущему” обернется таким адом, за которым забудутся все идеалы? И еще, если говорить о параллельном государстве, то ведь оно в России уже было – опричнина Ивана Грозного против земщины. Где гарантия, что во главе твоей идеи не станет личность с аналогичным темпераментом, что развитие будет происходить мирно?

Я за мир и ненасилие, конечно же. Но подразумеваемый тобой императив, что “развитие должно происходить мирно” некорректен в принципе. Развитие должно, прежде всего, происходить, а вот уж мирно или нет – другой вопрос. Конечно же, надо стремиться к процессам без насилия,  построение персонального будущего вне рамок насилия и произвола – наверное, лучшее, что можно пожелать конкретному человеку. Однако общественные процессы имеют иную природу, и априорно исключать из них насилие – глупо и непродуктивно,  поскольку оно рано или поздно выйдет на поверхность, пробьется само, если иначе нельзя. В конце-концов, еще классиками сказано, что насилие – повивальная бабка истории.

Будущее человечества, увы, не будем мирным, и для России исключений нет. Так может быть, стоит избрать критерием приемлемости того или иного проекта не теоретическое отсутствие в нем возможности насилия, а его способность сохранить Россию, придать смысл ее будущему, спасти ее культурный код? Плюс его вклад в сохранение такой фундаментальной основы европейской цивилизации, как человеческая свобода и все того же европейского культурного кода, основанного на христианской традиции. Без которого, кстати, не смогли бы сформироваться ни европейская научная мысль, ни европейский атеизм…

Хотя, я уверен, предлагаемый проект, нацеленный на врастание новых отношений в полуразложившуюся ткань нашего нынешнего общества, обещает минимальное количество насилия из всех возможных вариантов. Насилие, правда, может возникнуть с неожиданной стороны, в том случае, когда контуры нового общественного устройства обозначатся, будут привелекатальными, а власть, даже оставаясь благожелательной к ним, начнет тормозить движение в их направлении. Тогда, боюсь, с несколькими сотнями храбрецов, изнывающих от трифоновского “нетерпения”, стране не избежать политического террора снизу – как было у нас с восьмидесятых годов XIX века вплоть до самой революции…

Далее, об аде, об опричнине… Сравнение футурологической идеи “резервной России” с опричниной уместно лишь в том плане, что в XVI веке речь действительно шла о попытке создания нового государства.  Считается, что Грозный через взятие в опричнину “ничейных” земель пытался преобразовать государство от земско-вотчинной модели к централизованному типу, которое, как известно, должно было способствовать развитию производительных сил и всему остальному… Есть мистическая точка зрения, что целью Грозного было создание православного царства последних лет – не случайно на совершенно здравые письма Курбского о достоинствах европейского жизнеустройства царь отвечал, что “Россия есть не Европа, а царство Божие Израиль”. Так или иначе, но им была предпринята попытка “взрастить” новую идеальную страну – новый ли Рим, новый ли Израиль – в недрах страны прежней. Эта идея, неплохая в своей сути, не удалась, поскольку опередила свой век – никаких механизмов, обеспечивавших бы формирование в новой стране иных экономических или духовных отношений, кроме голого насилия, у царя не было, поэтому крах сей затеи был предопределен.

Так что кровавые эксцессы опричнины – не априорный результат возникновения параллельного государства, а плата за отсутствие в ту пору иных социальных технологий, кроме плети и топора.

Кстати, из опыта опричнины может быть позаимствовано и нечто позитивное – короткий опыт параллельного управления, когда землями земщины в последние годы существования подобного разделения правил назначенный Грозным крещеный татарский князь Симеон, а сам царь заведовал опричной территорией. Этот период прошел вполне мирно и без эксцессов. Я не сторонник создания “параллельной России” путем жесткого территориального размежевания, но данный опыт показывает, что даже в подобном крайнем случае ничего страшного не происходит – Россия в 1575 году не развалилась, не распалась на куски.

Более того, идея Грозного о новой России в последние годы его царствования начала воплощаться в жизнь вполне по-настоящему – я имею в виду присоединение, начало заселения и освоения Сибири. Где за Уральским хребтом сразу же начали складываться другая экономика, другая русская жизнь, у которых имелись все основания стать моделью для остальной части государства.

Если говорить о более близком историческом опыте, то в качестве позитивного примера я привел бы советский ядерный проект. Ведь для его успешной реализации фактически была создана новая страна – со своими заводами, институтами и конструкторскими бюро. В этой “стране” сложились весьма отличные от остального СССР экономические и социальные отношения, там не практиковались доносы, зато всемерно поощрялись творчество, интеллект… Пусть искусственно, за счет остальных, но зато феноменально результативно! Эта параллельная страна, почти восемь лет существовавшая у нас под боком, в данном своем аспекте совершенно не исследована, поскольку мы все до сих пор пребываем под “антиобаянием” Берии и априорно исключаем всякий связанный с его деятельностью позитив. Но разве не очевидный успех в создании этого реально существовавшего более свободного и эффективного сегмента СССР привел к тому, что у Берии не оказалось сторонников в высшем руководстве, и что уничтожен он был как раз по обвинению в попытке “изменить советский строй”!

Можно привести еще примеры сосуществования “двух Россий”. Один из наиболее ярких – уже упоминавшееся русское старообрядчество, прошедшее путь от изгнанничества до всероссийского инкубатора лучших предпринимательских сил. Или упоминавшаяся мной кооперативная экономика в южной Сибири. Да и сосуществование “двух Россий” в виде губерний, поддержавших и не поддержавших столыпинскую реформу, выступивших за белых и выступивших за красных – разве это не доказательство наличия скрытой, латентной разделенности? Для исторического преодоления которой нам стоит, быть может, разделившись в последний раз, дать шанс пока что сохранившейся популяции “дееспособных романтиков” реализовать себя, добиться для страны цивилизационных преимуществ?

А где гарантия, что это разделение будет последним и будет успешным?

Гарантия в сжатых, практически эсхатологических сроках. Других вариантов сохранения страны в течение ближайших сорока-пятидесяти лет я просто не вижу.

Ну что ж, на фоне реально ощущаемых многими из нас грядущих угроз твой проект представляется неплохим образом для  будущего. Но до сих пор он формулировался тобой на отрицании отношений, которые ты наблюдаешь у нас, и на отрицании отношений, которые ты прогнозируешь для “нового Запада”.  Однако как осуществить синтез, как достичь желанного состояния? Кто конкретно способен возглавить такой переход? Не в теории, а в реальности стать его движущей силой?

Спасибо, абсолютно правильные и своевременные вопросы.

На вопрос “кто способен стать движущей силой” – отвечаю еще раз:  те десять-пятнадцать процентов населения России, которые не деградировали, не оскотинились, сохранили стремление к самореализации и мечту о личной независимости. Остатки “дееспособных романтиков” из нашего первого квадранта.

Сегодня эти люди физически существуют в России и в рассеянье, но они не образуют ни уклада, ни социальной среды, ни даже политической силы. Кто-то зарабатывает на хлеб насущный у сильных мира сего, кто-то эмигрировал, кто-то спивается…У этих людей сегодня только два пути – либо окончательно погибнуть со всеми своими идеями и мечтами, либо  при первой же возможности начать объединяться в целях выживания. Двадцать лет назад мы думали, что одной из сфер массовой самореализации людей подобного рода может стать возрождающееся фермерство. В 1991 году я преподавал английский язык в одной из первых в России школ для фермеров и хорошо помню среди своих слушателей и городских инженеров, и даже двух филологов. Однако сельское хозяйство с его примитивными технологиями и непомерно раздутой капиталоемкостью за считанные годы очистилось от этих идеалистов, стало вотчиной крупного капитала и бандитов. Сегодня биоэкономика дает шанс вновь стать емкой сферой притяжения и самореализации “дееспособных романтиков”, и этим шансом необходимо воспользоваться.

На вопрос “каким образом” осуществлять переход – ответ один: преимущественно ненасильственным, эволюционным путем, путем врастания нового уклада в разлагающуюся, мертвую  ткань старого бытия. Путем ее перемалывания и демографического замещения. Хотелось бы, чтобы через два-три поколения нынешний социум гопников, бандитов и коррупционеров был бы количественно замещен новой цивилизацией, основанной на творчестве и знании. Постепенно забрать у них и власть, и контроль за дискурсом общества. Дать возможность тихо сойти с орбиты. Или помочь сдохнуть – кому что милее.

Все, что я говорю, можно было бы смело назвать утопией, если не одно “но”. В обычной жизни никто никакую власть никаким “новаторам” не отдаст, они лучше пустят остатки страны под откос, чем поступятся своей властью. Но если основой будущего становится биоэкономика, а ее стержнем – технологии продления жизни, и если в России ими будет располагать именно новаторская формация – то, по меньшей мере, война отменяется. Возникнет пространство для диалога, для восприятия новых ценностей, новой культуры. Негодяи вымрут естественным путем, остальные будут вынуждены пойти дорогой конвергенции.

Ты сказал, что перемены будут идти “преимущественно ненасильственным путем”. Значит, насилие ты все-таки допускаешь?

Какой-то период насилия, скорее всего, будет объективно неизбежен в момент окончательной конвергенции двух Россий. К насилию может привести и чье-то революционное нетерпение, и отсутствие перспектив у  “неуспевших сориентироваться”. Но основным резервуаром насилия, ежели таковое случится, будет Россия ветхая, уходящая, переполненная далеко не лучшим людским материалом. Тут уж, извини, ничего нельзя будет поделать.

 

Хорошо. Насколько я понимаю, ты ведешь речь о желательности возникновения в России социальной группы, видимо, в своей основе ученых, располагающих “эликсиром бессмертия”. Или чем-то вроде того. Они используют этот эликсир внутри своего круга и “отпускают его” на сторону при условии, что люди со стороны также становятся людьми их круга, принимают их правила поведения и жизни. И тем самым трансформируют общество к своему идеалу.

Правильно ли я рассуждаю?

Если предельно схематично – то да. Но так называемый “эликсир бессмертия” будет лишь вершиной пирамиды. В ее основании должна лежать биоэкомика – система реального производства, позволяющая получать эссенциальный продукт не из приватизированных элитой нефтяных и газовых скважин, а из доступного сельхозсырья, из целлюлозы, из отходов. Без дымящих гигантов индустрии, стоящих миллиарды, поскольку биотехнологические процессы, не требующие критических режимов и концентраций, могут быть реализованы в рамках малого, едва ли не семейного, бизнеса. Скорее всего – в рамках глубокого кооперирования.

С биоэкономикой получает новое прочтение гениальное открытие, сделанное в свое время Чаяновым в отношении оптимальных масштабов сельскохозяйственного производства. Чаянов доказал, что в силу биологической природы сельского хозяйства компактные производственные формы в нем при прочих равных будут более эффективными, чем крупные, индустриальные. Биотехнологии имеют схожую природу процессов, требующих внимания и концентрации личных усилий, личного интеллекта, поэтому их развитие тоже будет происходить в направлении компактных производственных форм.

Биоэкономика должна стать экономической основой для подлинного среднего класса, подлинного гражданского общества. Именно развитие биоэкономики я вижу движущей силой “параллельной России”, фактором ее привлекательности и основой перерождения России прежней, “ветхой”.

А “эликсир бессмертия” или что-либо подобное ему, коль скоро это направление становится магистральным в мировой биологии, конечно же, будет являться высшим призом. 

 

Да, но к обладанию этим призом будет так или иначе сводится вся человеческая жизнь, поэтому все свободы и права, даруемые биоэкономикой, могут оказаться ненужным хламом. Не возникнет ли у обладателей этого “эликсира” соблазна продавать “билет” в лучшее будущее за очень большие деньги? И не окажется ли это будущее в итоге тюрьмой, сектой, как уже не раз бывало в истории?

Нет. Я полностью исключаю возможность узурпации соответствующих технологий. Если бы такая возможность была, то и не стоило городить огород с “параллельной страной”: нынешняя элита бросила бы все возможные и невозможные деньги, залезла бы в карман будущих поколений, но достала бы для себя заветные технологии, надежно скрыв их от недостойных в каком-нибудь закрытом медицинском центре. А для поддержания порядка на имеющейся территории рекрутировала бы из своего и иноземного плебса хорошо управляемую стражу.

Сразу скажу, что такой вариант не пройдет. Подобный строй окажется убогой копией “нового Запада”, и его возникновения “новый Запад” не допустит хотя бы из соображений чистоты эксперимента. Перекроют экспорт углеводородов, нашлют заразу, перекупят стражу, бомбу сбросят – да мало ли что. Как до конца не взяли наших патрициев в нынешнее “буржуинство”, так не возьмут их и в технократический социализм. Поэтому чем скорее наша нынешняя элита осознает, что мест на ковчеге для нее не предусмотрено, тем будет лучше и для нее, и для России.

Новые технологии должны принадлежать широкому кругу участников нового общества. В силу своей сложности они будут чем-то вроде художественного или поэтического дара, право на который нельзя ни купить, ни отобрать, а  необходимо заработать самому. Если говорить предельно схематично, то мало иметь личный биореактор, надо располагать знаниями о технологических режимах, о подборе ферментов, генно-инженерных манипуляциях и прочих премудростях. На управление биорекатором нельзя поставить раба, там должен быть специалист аналогично высокого класса. Соответствующие знания, мастерство невозможно купить за деньги, поэтому сфера денежного обращения сузится до обслуживания оборота тривиальных благ, в новой же экономике начнут формироваться принципиально другие отношения обмена, основанные, видимо, на знаниях, на информации. Корпоративный, акционерный принципы владения начнут уходить в прошлое, система собственности на средства производства будет формироваться и развиваться на основе добровольного объединения носителей информации и знаний, то есть на кооперативной основе.

В обществе, сформированным подобным образом, со временем сложится широкий слой элиты, членство в которой будет определяться преимущественно личными качествами, а не происхождением и не капиталом предков. На “новом Западе” подобного не произойдет, там во главе общества останется элита прежняя, а если точнее – то ее наиболее старая и закрытая часть… Принципиально различный генезис элит будет определять различия в мировоззрении, их цивилизационные преимущества и недостатки. У человечества появится возможность еще одного исторического витка, еще одного круга развития.

А хватит ли сил у той крошечной прослойки, на которую ты планируешь опереться, пройти весь этот путь от энтузиастов до элиты новой России? Не срежут ли их на старте, да и решаться ли они на этот старт?

Если их начнут сознательно добивать – боюсь, шансов не будет никаких. Тогда, возможно, шансы смогут появиться лишь в результате революционной смены строя по известной формуле, когда низы не хотят, а верхи не могут.

Хотя – и это представляется наиболее предпочтительным вариантом – у нынешних властей хватит ума не препятствовать формированию отношений, конституирующих “резервную”, “параллельную” Россию. Для начала – на муниципальном, негосударственном уровне, единственном сегодня, где сохраняется формальная выборность и где может неожиданно возникнуть первый очаг новой экономики. Например, на основе перспективной биотехнологии фотолиза топливного водорода, где для размещения биореакторов неплохо подойдут заброшенные и никому сегодня не интересные северные земли. Когда длительность летнего солнцесвечения обернется мощным конкурентным преимуществом по сравнению с Западом, где летом, когда только и возможно осуществление биофотолиза в природной среде, солнце светит меньше!

С минимальной поддержкой нынешние власти России могли бы помочь новому укладу также через покровительство переселению в нашу страну достаточно многочисленной консорции “дееспособных романтиков” из стран Запада. Как ни неправдоподобно это звучит, но подобная иммиграция в Россию не только возможна, но по мере трансформации западных обществ к технократическому социализму ее потенциал будет нарастать. Никакой угрозы для самоидентичности России в подобной иммиграции нет, от массовых переселений к нам византийских греков, немцев или коммунаров из США в 1920-е годы Россия только выигрывала.

“Параллельная Россия” с ее новой элитой, биоэкономика, технологии продления жизни и все с ними связанное – представляются абстрактными и глобальными категориями лишь при философском осмыслении. В представлении же их непосредственных участников данные категории будут являться не самоцелью, а всего лишь способом самоорганизации и развития во имя обеспечения собственных земных интересов, интересов своих семей, будущего детей. Но, поскольку одним из условий успеха будет человеческая совместность, начнется постепенное освобождение нового общества от ограничений индивидуализма и кастовости. Новую Россию я вижу не только внутренне свободной, но и открытой миру. В принципе, если подобная Россия состоится, то человечество получит шанс на содержательное продолжение своей истории. По крайней мере, народы, не попадающие на ковчег “нового Запада”, обретут надежду, что проблемы перенаселения и нехватки ресурсов смогут быть решены по моделям, отличным от “евгенистической оптимизации”.

“Евгенистическая оптимизация” – это упоминавшаяся тобой ядерная война в странах третьего мира? Чем мы сможем помочь этим странам, кроме как предложив свое покровительство, свое вмешательство? Мы много раз вмешивались в дела других государств и народов, и обычно ни к чему хорошему это не приводило…

Локальная ядерная война, наиболее вероятная сегодня на Среднем Востоке, скорее всего станет лишь окончательным толчком для форсированного перехода западной цивилизации к технократическому социализму. Сокращать “излишнее” население будут, скорее всего, экономическими методами и руками местных элит.

Что касается наших попыток участвовать в чужих делах, вмешиваться… До сих пор на этом поле мы всегда проигрывали Западу. Запад в чужие дела вмешивался не меньше, однако у него всегда имелись деньги, а у России – нет. Россия не располагала технологией эмиссии мирового эквивалента, а Запад располагал и располагает этой технологией в полной мере, и в этом до сегодняшнего дня состоит его фундаментальное преимущество.

Располагая нескончаемым ресурсом долларовой эмиссии, Запад совершенно искренне обуславливал получение другими народами доступа к этому ресурсу наличием “свободы и демократии” и сознательно вел борьбу с тоталитарными режимами. В этой борьбе был совершенно земной смысл: тоталитарные режимы неэффективны в смысле развития потребления, а ведь неограниченный рост потребления до последнего времени лежал в основе глобальной экономической модели, развиваемой Западом.

Теперь, когда данная модель, поработав на славу и заложив все необходимые основы “нового Запада” уходит в прошлое, императивом развития должно стать сочетание тягот сознательного рационирования и бонусов за него в виде продления здоровой и комфортной жизни.

Что будет происходить в глобальном масштабе? Рационирование, вводимое “новым Западом”, в сочетании с его реиндустриализацией на основе “безлюдных” технологий кардинально сократит мировой спрос и лишит мир дешевых денег. Многие лишатся денег вообще, мировая торговля за исключением небольших сырьевых потоков, обслуживающих “новый Запад”, остановится. Для выживания придется авральным порядком вводить рационирование, и в большинстве развивающихся стран оно будет осуществлено в форме рационирования бедных. Местные элиты, на словах, для красного словца обвиняя Запад в бесчеловечности, на деле дадут возможность сотням миллионов своих поданных тихо умереть, освободив планету.  Впрочем, это нисколько им не поможет – в процессе умерщвления своих народов начнут взрываться и распадаться их  государства, территории погрузятся в хаос, а уцелевшие правители последних, теперь не более чем просто хорошо откормленные мажоры, станут никому не нужны. Ни на Западе, ни на Востоке.

Если в России удастся реализовать альтернативную модель, ту модель, о которой мы ведем сейчас разговор, то для этих народов появится шанс. Если мы сможем добиться сочетания рационирования и прогресса на основе кооперативной, горизонтальной, гражданской организации нового жизненного пространства, на основе новых технологий, принадлежащих не государству, не олигархату, а непосредственно гражданам – то глобальный процесс ограничения потребления можно будет провести мягче. Многие обреченные страны, как в 1960-е годы,  пожелают с нами самых тесных отношений, причем не из-за благодарности за наше социальное ноу-хау, а за возможность с нашей помощью восполнять недостаток в знаниях и ресурсах, получить в лице России политическую и, если необходимо, и военную поддержку.

Мир, подобно середине двадцатого века, вновь станет двухполярным и расколется на два лагеря, но это разделение для бедных народов станет гарантий по меньшей мере их минимальной востребованности в качестве союзников и партнеров для соперничающих центров силы.

Но что получат развивающиеся страны от такого рода дружбы и сотрудничества с нами? Научатся делать уколы и прививки для продления жизни своем элитам, чуть в меньшей мере – своему репрессивному аппарату, платоновской “страже”, а для своих народов устроят рационирование по опыту “красных кхмеров”. Ведь если быть последовательными, то полпотовская Кампучия в ее кошмарные 1970-е  годы тоже ориентировалась на пришедшие от нас абсолютно светлые на словах идеалы коммунизма…

Нет. И наш “коммунистический” строй, и китайский режим, и режим “красных кхмеров” были иерархическими, кастовыми, народ в них оставался быдлом, и с ним, за редкими исключениями, поступали как с быдлом.

Новый строй, технократический социализм, будет иерархическим только на Западе. Я уже объяснял, что у нас его либо не будет – не будет с нами вместе, либо аналогичный строй у нас будет иным.

Дело в том, что только там, на Западе, для установления иерархической технократии в достаточной мере развиты, прошу прощения за анахронизм, производительные силы. Только там реальные элиты, долгое время не афишируя своего  участия, с помощью максимально высвобожденной человеческой свободы добились невиданных высот прогресса. Только там, совершив переход от идей Ренессанса, от позитивной веберовской протестантской этике к  циничному и жестокому протестантизму Линдси, а теперь и в достаточной мере подготовившись к принятию ислама, завершается тысячелетний круг развития и заклания человеческой свободы.

Я уже говорил, что нам не позволят создать копию подобного иерархического строя. А если и позволят, он попросту не состоится по причине отсутствия технологий и позитивной человеческой воли к переменам.

Поэтому альтернативный проект, если мы хотим изменить наше незавидное будущее, может и должен развиваться на свободной, некастовой основе. У нас в России сегодня есть уникальный шанс- соединить значительно более близкий и понятный проект формирования новой жизненной среды и основанного на ней полноценного гражданского общества со становлением экономики знаний, биоэкономики и экономики безлюдных производств на горизонтальной основе, на основе кооперации не столько денег, сколько информации, ноу-хау и человеческих талантов.

Все это предстоит делать, опираясь на имеющиеся и ожидаемые технологические и научные достижения, используя современные возможности сетевой организации научного и производственного процесса. Для этого в России имеются все условия – сильно подорванный, но по-прежнему живой человеческий интеллектуальный потенциал, обширная территория и ресурсы, безопасность, гарантированная ракетно-ядерным потенциалом. И еще Россия – это по-прежнему христианская страна, в которой, несмотря на чудовищную разделенность социума, идея свободы как высшего дара, как возможность и условие сотворчества человека с Творцом – по-прежнему жива. Вот почему альтернативный “новому Западу” проект способен сегодня состояться только и только у нас.

Сегодня нам необходимо любой ценой сохранить принципы и базовые отношения человеческой свободы, духа свободного предпринимательства, поиска, творчества. Сохранить свободу во времена, когда современные информационные технологии, чипирование и геоконтроль, соединившись с корыстными интересами элит, способны навсегда лишить человека права выбора, превратить в двуногую функцию, закрыть для него Небо.

Пусть для многих сказанное представляется утопией, но другого-то пути для России нет! Равно как нет третьего пути и у большей части человечества.

Кто знает, может быть, именно для решения этой по-настоящему глобальной задачи нового тысячелетия и пожалованы России Господом Богом и территория, и ресурсы, и все те же остающиеся, несмотря на войны и лихолетья, десять-пятнадцать процентов народа – думающего, работоспособного, искреннего в желаниях и поступках?

Тогда мы сможем предложить миру не нефть или оружие для умерщвления себе подобных, а полноценную, работающую модель организации и рационирования жизни. С помощью которой в известной перспективе мир сможет достойно, без попущения гибели себе подобных, и выйти из демографического тупика, научиться рационировать свое потребление, максимально сохранить культурное разнообразие.

Все это звучит красиво и, пожалуй, убедительно, но какими ты видишь механизмы подобного перехода к лучшему будущему?  Не скрою, созерцание реальных образов нашей стремительно деградирующей страны заставляет меня усомниться в возможности превратить Россию в новый “город Солнца”. Я также слабо себе представляю, какими такими примерами из нашей жизни должны вдохновляться народ, скажем, Пакистана, Китая или Индии, чтобы перейти к некоему “высокоорганизованному обществу”, эффективно и гуманно контролирующему воспроизводство населения и потребление ресурсов?

Не кажется ли тебе, что более простым и значительно более вероятным вариантом развития событий станет скатывание и России, и всех подобных нам стран к жесткой диктатуре? С согласия и при негласном патронате “нового Запада”?

Начну с последнего вопроса. Если брать Россию, то мы надолго обречены жить в условиях диктатуры мягкой – жесткая диктатура у нас продержится до смены первого же диктатора, после будет распад страны – причем не только по границам национальных окраин, но распад собственно тела России. Карелы, сибиряки, ингерманландцы, амурцы, байкальцы, уральцы, залесцы – границы возможного самораспада России уже намечены, в случае с диктатурой люди не будут более бороться за единое мегагосударство, ограничивающее и истребляющее их во имя  сиюминутных своих и долгосрочных чужих интересов.

В других странах – в тех же Индии, Пакистане ли –  будет, по-видимому, так же. Ведь диктаторские режимы, даже самые жестокие, терпят до тех пор, пока они способствуют развитию.

Теперь второй вопрос, вопрос об альтернативных диктатуре способах рационирования.  Я коснусь лишь ключевого аспекта – контроля за рождаемостью. В примитивном обществе такой контроль невозможен в принципе, в условиях диктатуры он может простираться от относительно мягких форм, как в Китае, до самых жестких, как делалось тридцать лет назад в Кампучии. Но давайте возьмем общество, в котором существует понимание, и существуют технологии продления жизни ребенка через обязательную генетическую коррекцию зиготы. Уверен, что вменяемые родители абсолютно сознательно ограничатся не более чем 2-3 такими генетическими коррекциями. В конце-концов, может быть централизованно установлен верхний предел. По моему разумению, будет лучше, если этот верхний предел установит саморегулирующаяся гражданская организация, занимающаяся генетической корректировкой, а не безликий государственный орган.

Уверен, что в высокоорганизованном обществе подобные механизмы рационирования смогут вводиться максимально корректно и комфортно для людей. А если они будут относится к принципиально новым жизненным благам – то исчезнет даже тень возможного насилия. У человека, в конце-концов, будет оставаться и право “выйти из игры”, вернуться к своим старым вредным привычкам и прожить обычную короткую жизнь. Многие выберут этот путь для себя. Но в отношении своих детей – вряд ли, поэтому механизмы рационирования со временем начнут работать.

И, наконец,  твой первый вопрос. Если я не ошибаюсь, его формулировка была: “Как превратить Россию в “город Солнца”? Совершить этот невероятный переход на фоне образов умирающей страны?

 

Да, мы много говорили об отношениях, задающих и, я бы сказал, венчающих твою футурологическую концепцию, однако сама процедура перехода к новому обществу в России тобой не была затронута.

Все правильно. Это чрезвычайно непростая задача. Лично я не имею ни малейших сомнений в стратегической правильности и непротиворечивости идеи “новой России”. Но вопросы практической реализации этой идеи, процедура, как говорят физики,  фазового перехода из сегодняшнего дня в это самое “завтра”, конечно же, не решены.

Ведь о чем идет речь? Практически без опоры на нынешнее государство, вне потрясений и революций, которые, случись они сегодня, наверняка разорвут страну, в условиях всевластия коррумпированной бюрократии, в условиях произвола грубой силы начать строить новое государство.

Строить руками абсолютного меньшинства, строить если не во враждебном окружении, то в условиях неприязни и подспудного противодействия. Удастся ли сыскать храбрецов, способных сделать первые шаги?

Думаю, что да. Уже сегодня в нашем обществе достаточно высок потенциал внутреннего протеста, нежелания жить по законам лжи и насилия. Вырваться из круга подлой жизни, иными словами, эмигрировать. Бог весть, но, может быть, глубина падения общественных устоев в нашей стране волей свыше оказалась столь беспардонно бездонной именно для того, чтобы этот потенциал однажды смог сработать? Чтобы дождавшаяся своего часа, вобравшая в свой состав последних не потерявших совесть людей, вызревшая до своего окончательного, крайнего предела эта последняя волна русской эмиграции, поднявшись – и упершись в невозможность уйти, как прежде, за рубеж, растеклась бы по опустыненным, брошенным за ненадобностью для нужд сырьевого бизнеса российским землям? Чтобы это пусть малочисленная, но активная прослойка, для которой в изменившемся мире технократического социализма более за Неманом земли нет, равно как не найдется ее и за Амуром, обратилась бы к повторному заселению и обустройству русского пространства. Новой русской Палестины.

Сегодня подобная “внутренняя колонизация” технологически и социально осуществима. Мы уже говорили, что на основе современных технологий и биоэкономики возможно создание относительно самодостаточной, вплоть до практической автономности, параллельной жизненной среды. Новой экономики, в которой энергетической основой станет биофотолиз – получение топливного водорода из воды в результате специальным образом перестроенного процесса фотосинтеза в растениях и микроводорослях. Нет сомнений, что подобные проекты рано или поздно начнут осуществляться – если не у нас, то в других частях мира, например, у американских амишей.

Но, в отличие от замкнутых сектантских сообществ, я вижу проект “параллельной России” открытым. Пожалуй, впервые в человеческой истории решающим фактором успеха колонизации будут являться знания, а не грубая сила. Новая страна как магнит начнет притягивать тех, кого принято называть приличными людьми, возникнет, прости за тривиальность, потребность в позитивной селекции. Дети коррупционеров и бандитов, преодолев проклятье собственного прошлого, вполне смогут стать ее полноправными гражданами. Жизнь в новой стране при схожих материальных условиях будет привлекательней  за счет творческого начала и человеческих отношений.

Тогда каким образом, в результате чего и когда, по-твоему,  активизируется “внутренняя эмиграция”?

Как все подобные вещи – после толчка. Социального толчка, резких перемен любого рода, желательно, не связанных с катастрофами. Могу добавить, что последним из возможных по времени толчков такого рода  будет тот, ожидаемый нами, после которого западный мир начнет быстро и уже бесповоротно реформироваться к технократическому социализму. Начнем мы реформироваться раньше – прекрасно, позже – вряд ли тогда что успеем сотворить. Не хочу оказаться в роли Кассандры, но подобным рубежным толчком может стать ядерная война в Индостане. Поэтому хотелось бы, чтобы и войны не было, и чтобы первые камни в фундамент новой России удалось бы заложить в более спокойной обстановке.

Что будут собой представлять эти самые закладные камни?

Эти камни – очагового типа сообщества “внутренних эмигрантов”. Я только что определил их как “приличных людей”. Если  более конкретно – то в их состав войдут, прежде всего, люди самодостаточные и творческие – инженеры, ученые, врачи, предприниматели, имеющие вкус к инновациям, просто представителях среднего класса, уставшие быть лакеями и жаждущие достойной и независимой жизни.

Новый тип экономической организации, о котором мы уже говорили, позволит этим сообществам на вполне конкурентоспособной основе производить жизненные блага и добывать хлеб насущный. Экономическое взаимодействие их участников будет строится не столько на объединении капиталов, то есть прошлых заслуг и усилий, сколько на интеграции наличных ресурсов, текущих усилий, живого интеллекта. То есть структура экономики будет тяготеть не к корпоративной, а к кооперативной. В перспективе эта экономика сможет обеспечить всем своим участникам гарантированно высокий уровень базовых благ и устранить конкуренцию за жизненные ресурсы. Состязательность сохранится в отношении знаний и талантов, и она, скорее всего, окажется более действенным фактором развития, нежели борьба за деньги, за ресурсы.

Аналогичным образом, преимущественно на горизонтальной основе – той, что мы сегодня называем кредитной кооперацией, сможет начаться объединение финансовых ресурсов. При этом центральные учреждения кредитной кооперации приобретут со временем возможность стать эмиссионными центрами.

Как ты представляешь себе формирование и развитие подобных сообществ?

Я бы ответил через непосредственное определение данного процесса, для которого подходящее наименование – “Расселение”. Расселение – это антипод замкнутому, обособленному и внутренне статичному поселению, основное назначение которого – оградить, защитить своих обитателей от внешнего мира. Расселение же, наоборот, прорастает во внешний мир, постепенно трансформируя его по своему образу и подобию.

Как создавать это Расселение, положить начало процессу – отдельная тема, где вопросов пока больше, чем ответов. Ясно одно, что модель государственного наукограда “Сколково”, где чиновники будут распределять лаборатории и коттеджи для временного проживания ученого люда, здесь неприменима. Новая страна должна строится свободными руками свободных людей. С чего начать – в деталях не знаю. Может быть, на основе жилищных и дачных кооперативов провинциальных интернетчиков или художников. Может быть, в качестве закваски, “дрожжей” стоит пригласить поселиться у нас с семьями сколько-то сотен западных ученых и инженеров, которых реально тяготят усиливающиеся в их странах поведенческие ограничения и опека государства. Начиная от любителей курения и охоты, от несогласных с политкорректными выкрутасами и так далее.

Затем необходимо добиваться коммунальной и муниципальной автономии Расселения, подержания в нем порядка силами собственной милиции – на сей раз именно милиции, то есть вооруженных представителей самоуправления. Накапливать принципиально новое качество жизни, где ведущая роль будет принадлежать творчеству и здоровым человеческим отношениям. Сформировать экономический базис, “посадив” у себя все те же биотехнологические и иже с ними производства,  развивать на его основе хозяйственный комплекс, который бы обеспечивал и базовые потребительские блага, и генерирование инноваций. Опять же повторю, что ни о какой замкнутой экономике Расселения речи не идет, в век интернета и информационных технологий она будет максимально открытой. Потребляемые изделия, если необходимо, могут физически изготавливаться в Китае, но все лекала, все инновации должны оставаться здесь. Эти инновации со временем бы стали своеобразным товаром для обмена с остальной, с “ветхой” Россией, а совместное их использование  двумя моделями превратилось бы в механизм конвергенции. Ведь для федеральной бюрократии “ветхой” России было бы привлекательным со временем политически возглавить обновленное общество, а для самого нового общества – заполучить в союзники оздоровленный государственный аппарат, обеспечить государственное правопреемство.

Аналогичные системы интересов могли бы складываться с властями и на региональном уровне, поэтому процесс Расселения, вызревания новой России в недрах старой страны мог бы протекать в целом мирно и бесконфликтно.

Новую страну, как я уже говорил,  лучше начать создавать на неосвоенных  или заброшенных землях. Например, на Дальнем Востоке, в Новгородской, Тверской областях, в Пермском крае…. Свободная жизнь и свободный труд означают, что нынешние формы скученного, по сути барачного поселения, должны быть выброшены на свалку истории.

Очень важно – не создавать новые места проживания в планах прежних городов и деревень, не пытаться вписаться в их отжившую свой век селитебно-ландшафтную структуру. Строить для новой жизни новые поселения и города. Подобно Андрею Боголюбскому, бежавшему из преисполненного суетой, обманом и предательством Киева и перенесшему в девственные владимирско-московские просторы свою столицу.  Подобно жителям Рязани, выстроившим новый город в десятках верст от прежнего, сожженного захватчиками.

Я вижу будущее обновленной России за городской средой распределенного типа – небольшими поселками, состоящими из 15-30 усадеб, связанных между собой дорожной и инфраструктурной сетью. Не шесть соток, а минимум гектар, не огороды с картошкой, а сады и парки, не кустарные упражнения на грядках и в гаражах, а высококвалифицированный труд научный и управленческий труд. Слава Богу, в век информационных технологий для его осуществления людей не обязательно сгонять в офисы.

Большая часть необходимых для жизни производств – от производства продуктов питания до мебели и одежды –  также может быть реализована компактно и с минимальным использованием живого низкоквалифицированного труда. Подобные бизнесы могут концентрироваться в узлах распределенной селитебной среды – городских центрах нового типа, состоящих из административной, общественной и промышленной зон и занимающих не более 100-200 гектаров в общей сложности.

Промышленные гиганты металлургии, нефтехимии, цементные и прочие подобные производства, конечно же, будут продолжать работать в местах своего существующего размещения, однако их развитие будет происходить в направлении сокращения живого труда. Большая часть промышленных поселений и моногородов со временем канут в Лету, оставшиеся производства начнут обслуживаться вахтовым методом.

Во второй половине XXI веке потребность в монстрах индустриализации сделается минимальной. Большая часть изделий потребления, одежды и продуктов питания уже сегодня производятся за рубежом не небольших предприятиях с численностью занятых до 30-50 человек и капитальной стоимостью менее 10 млн. долларов. На территории России китайскими эмигрантами создана более чем жизнеспособная полуподпольная экономика, где в подвалах, в брошенных фабричных зданиях и фермах практически незаметно для окружающих они производят колоссальные количества одежды, обуви, электротехнических изделий, инструментов, выпускают запасные части не только для автомобилей, но и для самолетов! Так что техническая возможность для компактизации и распределения производств существует сегодня в полной мере. В еще большей степени применима она и к перспективным биотехнологиям, фармацевтическим технологиям, прикладных исследований. Везде, где нет технологической необходимости осуществлять немедленный крупнотоннажный передел, например, чугуна в сталь, или вести трудоемкую конвейерную сборку, распределенный тип производства уже сегодня является экономически более оправданным.

В основе как экономического, так и общественного устройства Расселения должна лежать многоуровневая кооперация с мощным общественным самоуправлением. Нужно провести газ, канализацию – граждане создают локальный  или временный кооператив, их объединение по профессиональным интересам – суть та же кооперативная организация. В деловой сфере будут использоваться более сложные формы, в которых объектом кооперирования становятся авторские права и права на инвестиции. Если это случится, то произойдет замена существующих отношений собственности на средства производства, отношений, постоянно воспроизводящих их отчуждение от своих создателей и в своем пределе ведущих к сверхэлитарности мироустройства – на отношения собственности нового типа, определяемые правами и вкладом их непосредственных создателей. Которые нельзя будет капитализировать, продать, передать по завещанию, или же такая передача будет опосредована колоссальными налогами. Таким образом, использование этих активов начнет служить их создателям, а их капитализация – обращаться в пользу общества. Общественные организации, выросшие на развитых гражданских отношениях, смогут, в отличие от наших забюрократизированных и продажных контор, эффективно управлять этими активами, подобно тому, как удается фонду National Heritage управлять переходящими в общественное ведение со смертью своих владельцев усадьбами и парками британской аристократии.

Логическим завершением этой модели должно стать реконструирование финансово-кредитной системы на основе кредитной кооперации. Не существует никаких разумных объяснений тому, почему финансовый капитал должен быть сверхсконцентрирован, отчужден от общества в столь чудовищной степени, как это происходит сейчас, почему непосредственными бенефициарами финансовой политики государства не должны становится те, кто это богатство непосредственно создает. А также почему термин “кредитная кооперация” вызывает у многих сегодняшних банкиров буквально приступы социальной ненависти.

Поразительно, но даже уже сегодня российской законодательство позволяет кредитным кооперативам осуществлять практически все функции коммерческих банков. А как доказал еще в начале XX замечательный русский экономист Алексей Анцыферов, создаваемые кредитными кооперативами центральные учреждения – центральные банки – в полной мере могут играть роль кредитных и эмиссионных центров в общенациональном масштабе. И даже если центральный кооперативный банк и не сможет сравняться по эмиссионной мощи с ФРС США, в условиях ожидаемого снижения оборотов мировой торговли его возможностей должно вполне хватить на финансирование развития коммунального и делового секторов Расселения.

Итак, наша модель – это растущая сеть самоуправляемых и кооперативных в своей экономической основе общин, сетка урбанизированных усадебных поселений, постепенно расширяющая свои пределы, прорастающая внутрь депрессивных и вымирающих российский просторов, заново скрепляя и соединяя их. С первоклассными возможностями по обеспечению сытой и комфортной жизни и одновременной нацеленностью на минимальную иерархичность. И где источником капитала становится не капитализированный прошлый труд и не капитализированная ловкость, а информация, знания, интеллект. Такой, если быть кратким, видится характеристика спасительного для нас уклада, экономической основы новой России.

Хорошо, но сказанное тобой до боли напоминает картины “светлого будущего” из советской эпохи. Мне кажется, что ты лишь модернизировал их, привнеся самоуправление и биоэкономику. Не боишься ли прослыть очередным утопистом?

А меня хоть горшком назови…  Говорить об оптимальности нынешнего мироустройства и о невозможности иного будущего могут либо ограниченные люди, либо сознательные подлецы, не желающие омрачать своего сегодняшнего блаженства мыслями об альтернативе.

Я полагаю, что мои суждения в достаточной степени объективны. Я ведь рассуждаю так не потому, что, оказавшись вне правящего класса, хочу сделать этому классу  “кузькину мать”. Твой покорный слуга восемь лет был федеральным чиновником как раз в те самые девяностые годы, когда над государственными служащими смеялись, когда они считались неудачниками, которые не в состоянии себя обеспечить. А ушел оттуда в начале “нулевых” из-за того, что как раз тогда начиналась эпоха тотальной коррупции и откатов, и для карьеры стали требоваться не мозги, а совершенно другие качества – например, быть “своим парнем” в компании таких же лихих государевых слуг, убежденно и согласно врать, согласно жрать водку, поклоняться идолам… Но отношений ни с кем не портил, могу, если что, и вернуться. К самым сытным пирогам, конечно, не пустят, но крошек на жизнь насобирать, думаю, дадут. Но – не хочу. Находиться там сегодня – бессмысленно, это против жизни, против правды. У этой системы при всем ее блеске нет будущего.

Отсюда предчувствие иного будущего – не наваждение, это предчувствие  у меня совершенно объективно. И нам никуда не деться от того, что это будущее освободит человека от тяжелого примитивного труда ради куска хлеба, но взамен возложит сильнейшие социальные обязательства, правила поведения, регламенты.  Человек перестанет быть независимым социальной корпускулой, его жизнь будет максимально обобществлена, то есть, кроме шуток, сбудутся мечты революционеров, будет построен коммунизм. То, что я назвал технократическим социализмом “нового Запада” – на самом деле и есть коммунизм. Но коммунизм иерархический, то есть страшно похожий на тот, который строился у нас.

Муза истории Клио страшно любит парадоксы. Но явление на Западе нового строя, при котором идеи Троцкого окажутся востребованными старейшими финансовыми домами Старого и Нового Света – будет уже не очередным парадоксом, а актом завершения новейшей истории. И не исключено, что также и  истории всемирной.

Так может быть, в попытке всего этого избежать, стоит попытаться найти для неотвратимой в грядущем обществе социализации человека иные начала и, опираясь на них, попытаться предотвратить неизбежное угасание нашей страны? Если я и утопист, то утопист лишь в том, что допускаю для России иной исход, нежели распад и одичание, и еще осмеливаюсь в такой исход верить.

А что касается идей – я не автор, я лишь собиратель. Примерно о том же самом писали и высказывались и Кропоткин, и Андропов.

Андропов?

Да, Юрий Владимировичи Андропов, тот самый. Став генсеком, он сильно озадачил тогдашнюю советскую политическую элиту заявлением, суть  которого была в том, что коммунизм, который мы все тогда дружно строили – это строй самоуправляющихся сообществ граждан. При этом он ничего не сказал о “ведущей роли государства” в этом строе, ни про ведущую роль государственной или иной централизованной собственности, отчужденной от людей. То есть представление о том, что наше будущее должно отличаться от будущего Запада именно радикальным преодолением иерархичности, существовало в умных головах уже тридцать лет назад, если не раньше.

А сегодня, в век интернета и биотехнологий,  для подобной организации намного больше предпосылок. Да и нет в ней ничего нереального. Урбанизированная сельская местность, так называемая распределенная  городская среда – это давно прижившаяся модель в Северной Америке. Гибкая, ориентированная на инновации экономика, где коллективы насчитывают не более трех десятков человек, а себестоимость разработок и внедрения обходится в десятки, сотни тысяч долларов, но никак не в олимпийские миллиарды, как у нас – это модель экономики в Израиле или на Тайване.  Компактные обрабатывающие производства вместо дымящих “гигантов индустрии” – это и США, где 70% комплектующих для “Боинга” изготавливается на малых, часто семейных предприятиях, и это современный Китай…

В конце-концов, дело совершенно не в том, чтобы ухватиться за какую-то конкретную “форму” и объявить ее панацеей, а чтобы вырвать наших людей, у которых еще сохранились талант и воля, из прозябания, из квартир-бараков, из сверхскученных городов, где не менее трети дарованной Богом жизни уходит на стояние в пробках и очередях… Где стало почти невозможным в полной мере работать на себя, на свою семью, не отдавая значительную часть своего времени и сил новым кровопийцам – корпоративным работодателям, застройщикам и чиновникам.

Если мы хотим, чтобы у России было будущее – начинать надо с разрушения нынешних городов.  Сегодняшний город в России лишь в минимальной степени выполняет нормальные функции центра наук и культуры, источника менталитета городского типа.. Современный российский город – это не узел организации, а источник энтропии, не прообраз Града Божия, а блудливый посад. Наши города творчески оскопляют человека, пожирают его время, волю, его жизнь… Лучшие годы жизни русская городская семья отдает за то, чтобы заработать на квартиру, затем из последних сил ее обустраивает, затем за железной дверью, у телеэкрана, полагает, что может наслаждаться комфортом и относительной независимостью от мира – а на самом деле попадает к нему в окончательное рабство.

Педалируемое властями так называемое “решение жилищного вопроса” для большей части россиян, где заветная цель – малогабаритная двушка через ипотеку –  это прежде всего изъятие, удаление из  жизни людей их лучших лет для творчества и самореализации. Проживание в современный российских городах, в их скученности, в их пробках, в их страхе –  отбирает остатки свободы и сил, устраняет иммунитет перед массовой культурой. Наряду с телевидением нынешний город – ведущий фактор дебилизации населения.

Я за то, чтобы наши города продолжали жить лишь своими историческими и культурными центрами, немногими сохранившимися сакральными памятниками и ландшафтами. А вот городские окраины, посады – эти перенаселенные территории, вместилища функционального люда, бесталанные нагромождения – должны навсегда исчезнуть с карты России. Пусть на их месте шумят листвой парки и зеленеют газоны лужаек.

Надо спасать наших сограждан, создавать для них новую жизненную среду. Но не возвращаться к примитивному сельскому обществу, к сельскому менталитету –  который, к слову, еще хуже нынешнего «полугородскго», посадского, – а укоренять позитивное городское, гражданское  мировоззрение в свободных и нестесненных условиях. С новой экономикой. С новой жизнью.

Если нашу нынешнюю селитебную среду, миллионами нитей и отношений регламентирующую и сковывающую человека, превращающего его из гражданина в “население”, в лояльный и управляемый “электорат”, сравнить с функционально близкой ей старой крестьянской общиной – а такое сравнение более чем оправдано и уместно – то тогда Расселение, создание новой жизненной среды по своей социальной функции будет являться запоздалым завершением cтолыпинских реформ. Печально, что эти реформы растянулись более чем на сто лет, но в истории, как и в жизни, долги рано или поздно приходится возвращать.

Подозреваю также, что скоро обществе пробудится потребность и в учреждении новой столицы. Моей любимой Москвы, Москвы, в свое время возлюбленной и воспетой, Москвы как центра русского пространства больше нет, нет ни функционально, ни духовно. Когда-то Ахматова писала, что “в Кремле не можно жить”, поскольку там “зверства древнего еще кишат микробы”.  Теперь впору – в Москве не можно жить, древнее зверство мутировало в сегодняшнюю массовую дикость, столичное городское пространство из компактного прообраза, из символа и идеала России превратилось в торжище, в бордель, в сверкающую виртуальную надстройку над страной, отрекающейся от своих людей,  бегущей от своей земли.

Если не верите, не согласны – найдите в сегодняшней Москве хоть что-нибудь, чтобы работало на объединение земель, символически сходящихся к ее камням! Не найдете. Нынешней Москве страшно неуютно в центре этого пространства, она инстинктивно стремится закрыться в коконе своей локальной исключительности, своей благополучной европейской миниатюрности –происходящей то ли от сверхуплотненной лужковской застройки, то ли от приземленности мыслей. В сегодняшней Москве  стало практически невозможно думать о великом.

Подобно тому, как дух романовской империи навеки вошел, въелся в питерский гранит, и иного духа к этому граниту не привить, так и этот нынешний меркантильный гибельный дух более не истребим из московского бетона. Отыграть назад не удастся, Москве полноценной столицей не быть.

Но ни один из нынешних городов – ни Питер, ни Новосибирск, ни Екатеринбург – тоже не сможет стать полноценным новым центром страны. Хотя бы потому, что не сумеет удержать ее пространство. Столицу необходимо строить на новом месте, она должна быть наполнена новыми смыслами, новыми ожиданиями, новой эстетикой. Неважно, на землях какого племени, вблизи какой реки или побережья эта новая русская столица возникнет, необходимо – чтобы она несла новый смысл и формировалась бы как место, в пределах которого и с помощью которого смогут быть реализованы новые человеческие идеи и мечты. Сегодня подробного города в России нет, и не факт, что появится. Но если появится – то для его развития не потребуются ни многомиллиардные вливания из казны, ни потуги казенных архитекторов, ни сомнительные политические решения. Жизнь все сама организует и построит.

Наша беседа затянулась, и я хотел бы в завершении сказать, что главным для нас должно быть не придумывать что-либо в пику технократическому социализму “нового Запада”, не пытаться в очередной раз облагодетельствовать и спасти мир. Давайте думать о нашей бедной стране, давайте будем пытаться ее оживить. Я уже много об этом упоминал, но готов еще раз повториться – убежден, что лишь с сохранением и возрождением России связано полноценное продолжению истории и свободной человеческой жизни на планете.

Скажи честно – ты веришь, что рассказанное тобой сможет быть осуществлено?

Если честно – верю процентов на двадцать пять, не более. Но и успех западного проекта гарантирован, наверное, не более, чем на три четвертых.

Соответственно, остающееся окно возможностей – это нарастающий хаос и всеобщая жизнь по принципу “умри ты сегодня, а я завтра”.

Таковы шансы, ставки за вами.

Как бы там ни сложилось, но весь мир, и мы здесь не являемся исключеним, в ближайшие десятилетия ждут кровь, пот и слезы.  Blood, sweat and tears. В знаменитой фразе Черчилля на сей счет упоминается еще и toil – непосильный труд. Скорее всего, результат этого труда и станет определяющим в том, чья модель определит будущее мировой цивилизации в ближайшее столетие.

Не ждать, когда очередной кумир произнесет с телеэкрана заветные слова, что-то запретит и что-то разрешит, кого-то возвеличит, кого-то расстреляет, и тогда все устроиться – нет! Необходимо работать, отвечая на вызовы времени, устраняя старые ошибки, преодолевая заблуждения, добиваясь нового качества жизни. Нового смысла.

Работать – какие бы потрясения ни грезились впереди. Работать во имя собственных интересов, что бы ни говорили лукавые властители мира. И главное – сохранять свою человеческую свободу, этот величайший дар Божий, не обменять ее на комфорт, защищенность, продленные годы… Наша свобода – это наш шанс в земной жизни приблизиться к Творцу, шанс самим, без чужих подсказок и без чужой навязчивой помощи выбрать и проследовать, как когда-то говорили священники, Царским путем.

В конце-концов, у свободных людей выше адаптивность. Когда история сделает очередной крутой поворот, именно они выживут и смогут наследовать Землю. Бог не допустит, чтобы по Его земле ходили биороботы.

И вот этот прогноз сбудется со стопроцентной вероятностью, не сомневайтесь.

Май 2009 – 11 декабря 2010