Важнейшей целью Ассоциации является привлечение внимания общества к проблемам будущего, начинать решать которые необходимо уже сегодня.
Коммунизм – это молодость мира?
Автор: Эрлих Сергей Ефроимович
Темы: общество, социальная философия
Что общего между ветхим коммунизмом и грядущей информационной цивилизации?
Индустриальная, и потому буржуазная, утопия коммунизма абсолютно чужда задачам постиндустрального общества. Тем не менее, связь, пусть и “телепатическая”, между двумя названными феноменами, все-таки, присутствует. Тому, кто в свое время в принудительном порядке “конспектировал”, не читая, труды Маркса и Энгельса невозможно поверить, что в наследии классиков “научного коммунизма” есть идеи, приобретающие удивительную актуальность в виду свершающейся на наших глазах информационной революции.
Главной философской заслугой Маркса является постановка проблемы отчуждения, порожденного собственностью – общественными отношениями по поводу материальных благ. Он показал, что в индустриальном обществе вроде бы юридические отношения присвоения-отчуждения моделируют по своему образу и подобию всю совокупность взаимодействия человека с реальностью. Закон эквивалентного обмена пронизывает такие интимные сферы жизни буржуазного общества, как семья, любовь, дружба. Рыночная атомизация социальных связей имеет пределом отчуждение человека от собственной души. Религия в тотально приватизированном обществе утрачивает свое моделирующее космическое измерение и исполняет утешительную роль психотерапии для бедных.
Назвать такой подход материалистическим было бы односторонним искажением. Он основан на излюбленной молодым Марксом концепции деятельности, предполагающей примат взаимодействия материального и духовного начал. Это взаимодействие выражается в том, что главное занятие субъекта деятельности (человека, группы людей, человечества) формирует все остальные его отношения с предметным миром и людьми.
“Перенос” стиля мышления, основанного на одном виде деятельности, в другие сферы хорошо заметен, например, в поведении отставных военных, вчерашних крестьян, бизнесменов и политиков с уголовным прошлым. Эта несуразица при переходе к принципиально иной деятельности свойственна не только индивидам и группам, но и человечеству в целом. Археологи отмечают, что первые металлические орудия по форме повторяли древние образцы, изготовленные из камня. Те, кто считают, что начинающееся доминирование информационной деятельности не потрясет основы нынешнего мироустройства, напоминают мне первых металлургов. Опасно двигаться вперед, глядя только назад.
Следование теории деятельности позволило Марксу стать пророком индустриального общества. Ведь он творил на заре индустриализма, когда процесс производства “одномерного человека” (Г. Маркузе) еще не представил своих удручающих плодов. Не будет большим преувеличением считать, что антиутопии Кафки, Замятина, Платонова и Оруэлла являются развернутыми комментариями к “Экономико-философским рукописям” 1844 года.
Признавая гениальное предвидение перспектив индустриализма, мы должны быть снисходительны к предложениям Маркса по поводу путей выхода из индустриального тупика. Информационная революция – это не тот случай, когда клин частной собственности вышибают собственностью “общественной”. Фантазии о “диктатуре пролетариата” исторически доказали свою неэффективность поскольку были индустриально ограничены. Все коммунистические революции являлись по сути буржуазными, так как обеспечивали форсированный переход от аграрного общества к индустриальному (городскому). Факт коллективного распоряжения и пользования материальными благами со стороны корпорации “нового класса” (“номенклатуры”) природу индустриальной собственности не отменял. Независимо от формы – индивидуальной либо групповой – собственность всегда остается частной. Она присваивается и отчуждается.
Даже Марксу не было дано видеть на сто лет вперед. Однако политическая неправота основоположника не отменяет справедливости его философии снятия отчуждения – преходящего характера собственности. Применив теорию деятельности к реальности информационной цивилизации, мы можем сформулировать ее отличие от индустриальной эпохи.
В период, предшествующий “текущему моменту”, подавляющее большинство жителей развитых стран занимались промышленным производством. Материальный характер главного занятия людей формировал главное общественное отношение – собственность (право владения, распоряжения, пользования материальными благами). Свойство материальных объектов быть присваиваемыми и отчуждаемыми распространялось и на сферу принципиально неотчуждаемого духовного производства.
Согласно осторожному практическому социалисту Бернарду Шоу: “Если у вас есть яблоко и у меня есть яблоко, и если мы обмениваемся этими яблоками, то у вас и у меня остается по одному яблоку. А если у вас есть идея и у меня есть идея и мы обмениваемся идеями, то у каждого из нас будет по две идеи” – идеи обладают способностью к присвоению, но отчуждаться не могут. В этом заключается их принципиальное отличие от предметов материального мира.
Несоответствие природы идей законам собственности порождает, в частности, многочисленные парадоксы арт-рынков, непредставимые в актах материального обмена. Цены на произведения искусства никоим образом не формируются законом стоимости (количеством общественно необходимого труда). Все попытки представить духовное производство как марксов сложный труд (“возведенный в степень или, скорее, помноженный простой труд”) не увенчались успехом. Фундаментальная наука и высокое искусство упрямо не “вписываются” в рыночные отношения. Даже в самых либеральных странах они поддерживаются внерыночными механизмами.
Друг моей далекой юности Валерий Зелинский, видимо, первым предложил различать труд – производство вещей, от творчества – производства идей (информации). Более точно труд и творчество различаются, как стереотипная и нестереотипная (повторяющая и оригинальная) деятельность. Таким образом, в индустриальном обществе творчество одиночек создает образцы для массового труда[i].
На заре индустриализма Маркс мог абстрагироваться от творческих занятий мыслящего меньшинства, которые с общественной точки зрения оценивались по трудовым законам рынка. Сейчас мы наблюдаем переворачивание социальной пропорции “труд-творчество”. В постиндустриальных странах доля людей занятых в производстве информации стремительно увеличивается. Пока они еще не составили большинства населения. Но уже сейчас во все большей степени являются законодателями общественно одобряемых образцов поведения.
Ярким примером этой тенденции представляются сообщества “разумного потребления”. Участники этих групп творчески сопротивляются искушениям индустриальных по своей природе модных брендов. Обмен опытом идет, прежде всего, через социальные сети и живые журналы Интернета. Было бы неправильным свести смысл этих сообществ к банальной экономии. Отказываясь от гонки за престижным потреблением, люди замечают, как ими овладевает радостное чувство духовного освобождения. Их жизненные приоритеты решительного сдвигаются в сторону творчества, т.е. производства информации[ii].
Утверждение информационной цивилизации приведет даже не к тому, что промышленность, подобно сельскому хозяйству индустриально развитых стран, станет уделом меньшинства. Характер производства вещей претерпит радикальные изменения, подобные индустриализации аграрных занятий в современных передовых хозяйствах. Главной тенденцией станет снижение доли “общественно-необходимого труда” в процессе создания материальных ценностей, его растущее “отворчествление”. Тем самым большинство людей будет занято в сфере духовного производства.
Его регулирование законами авторского права, представляющими некорректный перенос отношений по поводу материальных благ в духовную область, уже сегодня порождает серьезнейшие проблемы. Конфликт копирайта и природы информации неизбежно будет разрешен не в пользу отношений собственности. Более того, отношения в материальной сфере постепенно начнут регулироваться законами адекватными отношениям по поводу производства информации.
Соотношение между “трудовой” природой индустриального мира и “креативной” информационной цивилизацией подобно тому, в котором находятся законы Ньютона и Эйнштейна. Ньютоновская парадигма описывает мир “досветовых” скоростей. Это частный случай теории Эйнштейна. Также индустриальная “трудовая теория” происхождения человека, семьи, частной собственности и государства представляет собой частный случай еще не созданного учения информационной эпохи о формировании и снятии всех форм отчуждения человека от природного призвания к творчеству.
Требовать сегодня подробного ответа на вопрос: “В каких конкретных формах будет происходить отмирание собственности?” – столь же несерьезно, как обвинять Маркса в ужасах буржуазных “коммунистических революций”. Сама попытка задуматься о конце собственности (снятии отчуждения), т.е. заглянуть в будущее, минуя господствующую индустриальную парадигму, представляет слишком большой “шаг новизны” (М.К. Петров). Внутри тотально ангажированных классом индустриальных собственников научных институций ее осуществление не представляется возможным.
Утопия – это единственная интеллектуальная площадка, где невозможное возможно, где удается помыслить ошеломительно новое будущее информационной цивилизации.
Приведенные рассуждения вынуждают перефразировать великого К. Леви-Стросса: либо утопия информационной цивилизации будет марксистской, либо информационной цивилизации вообще не будет.
[i] Примечательно, что свое творческое открытие Зелинский сделал, трудясь за станком на Кишиневском заводе железобетонных изделий.
[ii] Эйдель Ю. Cheap life smart life. Практика разумного потребления в рамках одного эксперимента. URL: http://www.chaskor.ru/article/cheap_life_-_smart_life_16588.