Прогностическая функция социальной философии

Автор: Черников Петр Юрьевич

Потребность в предвосхищающем знании непосредственно укоренена как в индивидуальном, так и в общественном сознании. Большинство форм теоретического освоения социальной реальности прямо или косвенно ориентировано на выяснение оснований и выработку процедур опережающего отражения. Мотивированность прогнозирования социальных процессов многократно возрастает в переходные и кризисные периоды эволюции общества. Поэтому вполне естественными являются ожидания  получить от любой позитивной исследовательской программы социального познания обоснованные прогностически ориентированные гипотезы. От социальных дисциплин, позиционирующих свой методологический инструментарий по аналогии с естественнонаучным вполне оправданно ожидают результаты, воспроизводимые по внятно определенным методикам и близкие к тем, которые получают  в науках о природе.  Однако в социальной философии выделение прогностической функции вовсе не является самоочевидным и общепринятым. Более того, в истории философии крайне редко обращались к теме предвосхищения будущего, в том числе и в период становления исторического сознания. Отрицательное отношение к предвосхищению будущего выражали как представители античной и средневековой мысли, так и представители социальной философии XX века. Правомерность эффективного прогнозирования в рамках социальной философии становится еще более проблематичной, так как речь уже должна идти не о будущем состоянии конкретной страны или социальной группы, а о всеобщем моменте любого общества. Поэтому, несмотря на очевидные преимущества, которые может предоставить эффективный социальный прогноз, особенно в эпохи инновационных изменений, его корректность в рамках философии еще требует своего обоснования. Таким образом, еще ждёт своего часа нечто вроде кантовского исследования  границ  и возможностей прогностической способности разума.
Однако проблемной оказывается не только претензия философского исследования на саму возможность получения обоснованного предвосхищающего знания в отношении той реальности, которая всякий раз создается и изменяется свободной волей и властным решением, не менее дискуссионным является само понятие прогнозирования как особой научной формы предвосхищения будущего. Отсутствие корреляции между объёмом понятия прогнозирования и областью его корректного применения порождает вопрос: насколько правомерно объединять в рамках одного понятия «прогноз» такие разные формы теоретического отношения к будущему, как анализ и синтез, интуитивное или даже непосредственное видение будущего, гадание и астрологию, субъективное планирование, моделирование, утопию и антиутопию, дедуктивное выведение следствий, детерминизм причины – действия, априоризм развертывания понятия, экстраполяция на будущее тенденций развития науки и техники, предупреждение возможных ситуаций и т.д. Даже если формально-логическая классификация позволяет соотносить все перечисленные операции с родовым понятием «прогноз», то содержательное различие между ними, очевидно, огромно. В связи с чем может возникать иллюзия, необоснованное ожидание такого результата, который, будучи вполне правдоподобным и даже очевидным в отношении одного объекта, совершенно не определен в отношении другого.
В рамках парадигмы неклассической и постклассической рациональности в отношении социального прогноза проблемным оказывается вопрос о степени влияния само эксперта на осуществление прогноза на практике. В прямой зависимости правомерность социально-философского прогноза находится и от анализа онтологических оснований, на которые опирается исследователь; коренится ли его вопрошание в идее объективных, помимо воли людей существующих детерминант, закономерностей, субстанциальных сущностей истории и общества или последние опираются на конкуренцию субъективных программ, проектов и искусственно тиражируемых типичных функций. Кроме того, исследовательский интерес в проблемном поле социальной философии стремительно расширяется в связи с многообещающим переходом в рамках современных проектов «потенциалогии» от вероятностных суждений к альтернативным конструктивистским гипотезам в прогностической деятельности. Этот фактор обещает помочь лучше осознать,  какие идеи окажутся жизнеспособными и в дальнейшем будут трансформироваться и аккумулироваться.
Ранее фундаментальное философское вопрошание об истине эволюционировало в нацеленность на будущее как всеобщую интенцию. Как никогда соответствует прогностической ориентации приоритет диалогичности в обществе коммуникаций, правдоподобия и толерантности, не требующих однозначности субстанциальной истины,  предоставляя возможность для плюрализма выдвижения правдоподобных версий, расширяющий возможность быть слушаемым и услышанным, а значит и дающий почву для индивидуального самоутверждения без необходимости быть специализированным профессионалом.
Высокая современная социальная динамика, разумеется, тоже вносит свою лепту, т.к. всё труднее становится успевать достигать глубокой специализации. Потребность сказать своё мнение как никогда находит благодатную почву в бесконечном выстраивании прогностических версий будущего для людей, не имевших ни малейшего шанса быть услышанными раньше, когда ориентирами были истина и доказательность. Субстанция-субъект, принявшая форму самозначимой и самополагающей  бытие индивидуальности, трансформируется из универсального трансцендентального субъекта в психологический.  Прочно закрепилась тенденция психологизации философии. Как следствие – изменяется и статус настоящего. Настоящее в аксиологическом тестировании становится значимо в той мере, в какой оно служит будущему, а не в качестве результата прошлого. Профетический настрой современного общественного сознания и представляет поле для вопрошания о его основаниях в предпринятом исследовании.
Исследованием  различных аспектов социального прогнозирования прямо, но чаще опосредованно занимались представители всех обществоведческих дисциплин с начала эпохи становления исторического сознания. Ставший в определенный момент модой и как следствие  ремеслом, футуризм в этом процессе стоит особняком. Сродни научной фантастике и беллетристике он относится скорее к особой разновидности интеллектуального эстетизма и направлен большей частью на эмоциональное восприятие образов, являющихся следствием авторских дедукций по принципу «als ob». Известный психологический термин «шок» отражает наиболее ожидаемый эффект от произведений этого жанра. Похожие на исследовательские приёмы популярных аналогий, индукций, эстраполяций, абсолютизации условий в совокупности с наукообразным языком и фрагментами научных теорий, вырванными из контекста, вполне соответствующие правилам художественного жанра, направлены на определенный эффект переживания и мало соответствуют традициям неангажированной систематической аргументации и анализа.
Существуя в качестве культурного феномена и естественной потребности, проблема прозрачности, предсказуемости грядущего была в равной степени актуальна как для индивидуального и личностного конструкта, так и для общественного переживания, распространяясь на обыденное сознание и на творческое  осмысление, существуя   в рамках мифологической реальности и интеллигибельного утопического проекта. Исходя из социокультурных факторов, будущее рассматривают И.А. Асеева, В.В. Стебляк, Б.С. Северинов, В.В. Гришунин, делая это, однако, без детальной проработки методологии получения предвосхищающего знания, строгого определения и следования понятию прогнозирования, без определения объектов и границ, до которых может обоснованно распространяться такие ожидания.
Ситуация осложняется ещё и тем, что в философской традиции проблема грядущего редко анализировалась сама по себе в качестве феноменологического переживания,  являясь чем-то вспомогательным,  сопутствующим. Чаще всего будущее воспринималось   элементом системности, возникая в  связи с анализом настоящего (у Аристотеля и Августина Блаженного), детерминизмом (в исследованиях Г. Лейбница и Б. Спинозы), постижением и разоблачением влияния предсказаний и пророчеств (Ф. Бэкон и Кондильяк), в связи с проблемой эсхатологии (патрология и томизм).  Да и в извечном кантовском вопрошании – «Что я могу знать?», «Что мне следует делать?», «На что я смею надеяться?» вполне прослеживается закономерная потребность в постижении грядущего, выступающего в качестве обобщающего и всеобъемлющего  антропологического принципа.
Осознанная необходимость в прогнозах, интерес к  ним нарастает в ХХ веке  и становится особенно интенсивным  во второй  половине столетия с появлением Римского клуба, в качестве защитной реакции в ситуации «антропологического поворота», противоречивости и неоднозначности общественных явлений и ускорения будущего.  В центре внимания философов и социологов – кризис и «деформация европейского сознания», основания которого ещё не очевидны, когда нивелируется представление о будущем как об улучшенной форме настоящего и под вопрос подводятся социокультурные основания. В этом ключе рассматривали проблему прогнозирования М. Хайдеггер, К. Поппер, Х. Ортега-и-Гассет, Р. Рорти. Осмысление общественного и культурного ландшафта, рассмотрение проблемы будущего сквозь призму его философского и психологического  переживания появляется во Франкфуртской школе в трудах Т. Адорно, Э. Фромма, В. Райха. Главным недостатком работ представителей Франкфуртской школы стало сильное акцентирование и рассмотрение  идеологической составляющей будущего, его анализ.
В рамках анализа теоретического знания проблему прогнозирования исследовал В.С. Стёпин, который и настаивал на рассмотрении прогноза как атрибутивной характеристики философского знания. Так, по мнению В.С. Стёпина,  определённая  философская модель    мышления     может    преобразовываться в естественнонаучных категориальных структурах. Объясняя особенности   подобных предпосылок, он указывает на то, что  «философия способна создавать необходимые для научного исследования категориальные матрицы до того, как наука начнёт осваивать соответствующие типы объектов» (1, с. 40). Примерами таких категориальных матриц, обоснование которых появилось только  в ХХ веке, автор считал идеи Демокрита, Лейбница и др. Хотя представляется очевидным, что в рассуждениях  Демокрита интуитивная направленность   преобладает   над  доводами, которые были бы основанными на эмпирически проверенных фактах,  тем не менее, В.С. Стёпин расценивает данное умозаключение, как  предпосылку для возникновения прогноза и применения его в естественнонаучных  дисциплинах.
Проблему прогнозирования в контексте социальной философии разрабатывали А.М. Гендин, В.К. Кононов, Е.В. Ознобкина, Н.И. Храленко,  В.К. Канарейкин. На актуальности и перспективности анализа взаимоотношений философского знания и прогноза настаивает Я.Ю. Васильев, утверждая необходимость выработки «понятийного аппарата, способного адекватно привязать неклассическую философскую практику к области прогнозирования» (2, с. 139). Упомянутые авторы с позиции постулируемого ими системного философского анализа акцентируют внимание на необходимости междисциплинарного синтеза исследований по социальному прогнозированию под эгидой социальной философии усилий всех представителей обществоведческих дисциплин. Между тем  остаётся за рамками ответ: на основе каких механизмов и принципов могли быть достигнуты конвенции представителей столь разных по своему методологическому аппарату подходов. Общим местом в названных исследованиях является и преобладание ценностных мотиваций в отношении социального прогнозирования, что представляется уже к концу аксиологически ориентированного ХХ века и без того самоочевидным. Сохраняется в отечественной традиции и перекос в опоре на диалектико-материалистический инструментарий. Так, А.М. Гендин, анализируя эвристические возможности прогнозирования, опирается на диалектическое соотношение не в качестве общего принципа, а в рамках антитезы достоверности и вероятности.
Ряд авторов наоборот настаивают на узкой специализации проблемы прогнозирования.  И.А. Казначеева, А.З. Фахуртдинова, Ж. Рапатов, С.В. Пирожков,  Г.А. Гольц,  А.Н Петров, В.Н. Ярская  рассматривают феномен социального прогнозирования, как самостоятельную область знания. Большая часть методологических вопросов социального прогнозирования рассматривается в рамках учебных пособий и выстраивается преимущественно на примерах экономического, реже политического прогнозирования разной степени длительности.
Для полноценного анализа взаимоотношений прогнозирования и философского знания представляется целесообразным:
– исследовать эволюцию традиций позитивного и негативного решения вопроса о возможности опережающего отражения в рамках философии вообще и социальной философии в частности;
– определить объём, содержательное наполнение и необходимые предикаты понятия прогнозирования как специфической научной формы предвосхищения, соотнести его с другими формами теоретического отношения к будущему;
– выявить концептуальные основания возможности прогнозирования в философских теориях и вытекающие из них следствия и возможные противоречия;
– обозначить предпосылки, доминанты и детерминаты, эпистемологические границы прогнозирования в социально-философской теории, содержательное наполнение понятия «прогноз» в отношении категориального аппарата социальной философии;
– рассмотреть возможные формы прогнозирования в социальной философии и критерии оценки их эффективности;
– проанализировать эвристическая ценность прогностической функции в социальной философии и её перспективы.
Исходя из условий современных реалий и всё большей вероятности появления эмерджементов,  наиболее оправданным и методологически  продуктивным будет использование прогноза-предупреждения, как особого случая прогнозирования фактологического типа.

Литература
1. Степин В.С.  О прогностической природе философского знания // Вопросы философии. 1986. № 4.
2. Васильев Ю.Я. Эффект Эдипа и его гносеологический анализ // Философские исследования. 2006.  № 3.

Источник публикации: журнал  ” Гуманитарные и социально-экономические науки”, № 2, 2010. С.20-23.